Глава IV. Истинные достоинства князя Пожарского. Состав и устройство Ляпуновского ополчения. Объясните за что шли сражаться нижегородцы
Минин и Пожарский. Былины. Исторические песни. Баллады
Минин и Пожарский
Как в старом-то было городе,
Во славном и богатом Нижнием,
Как уж жил тут поживал богатый мещанин,
Богатый мещанин Кузьма Сухорукий сын.
Он собрал-то себе войско из удалых молодцов,
Из удалых молодцов – нижегородских купцов.
Собравши их, он речь им взговорил:
«Ох вы гой еси, товарищи, нижегородские купцы!
Оставляйте вы свои домы,
Покидайте ваших жен, детей,
Вы продайте все ваше злато-серебро,
Накупите себе вострыих копиёв,
Вострыих копиёв, булатных ножей,
Выбирайте себе из князей и бояр удалого молодца,
Удалого молодца воеводушку.
Пойдем-ко мы сражатися
За матушку за родну землю,
За родну землю, за славный город Москву.
Уж заполонили-то Москву проклятые народы,
поляки злы.
Разобьем их, много перевешаем,
Самого-то Сузмунда-короля их в полон возьмем;
Освободим мы матушку Москву от нечестивых жидов,
Нечестивых жидов, поляков злых!»
Уж как выбрали себе солдатушки, молодые ратнички,
Молодые ратнички – нижегородские купцы,
Выбрали себе удалого молодца,
Удалого молодца воеводушку
Из славного княжеского роду -
Князя Димитрия, по прозванию Пожарского.
Уж повел их славный князь Пожарский
За славный Москву-город сражатися,
С нечестивыми жидами-поляками войной бранитися.
Уж привел-то славный князь Пожарский своих
храбрых воинов,
Привел ко московскиим стенам;
Становил-то славный князь Пожарский своих
добрых воинов
У московскиих у крепких стен;
Выходил-то славный князь Пожарский перед
войско свое,
Как уж взговорил он своим храбрыим воинам.
«Ох, вы гой еси, храбрые солдатушки,
Храбрые солдатушки, нижегородские купцы!
Помолимся мы на святые на врата на Спаские,
На Пречистый образ Спасителя!»
Помолившись, дело начали.
Как разбили-проломили святые врата,
Уж взошли-то храбрые солдатушки
в белокаменный Кремль,
Как и начали солдатушки поляков колоть, рубить,
Колоть, рубить, в большие кучи валить,
Самого-то Сузмунда в полон взяли,
В полон взяли, руки-ноги ему вязали,
Руки-ноги вязали, буйну голову рубили.
Собралися все князья, бояре московские,
Собиралися думу думати,
Как и взговорют старшие бояре – воеводы московские:
«Вы скажите, вы бояре, кому царем у нас быть?»
Как и взговорют бояре – воеводы московские:
«Выбираем мы себе в цари
Из бояр боярина славного -
Князя Дмитрия Пожарского сына!»
Как и взговорит к боярам Пожарский-князь:
«Ох вы гой еси, бояре – воеводы московские!
Не достоин я такой почести от вас,
Не могу принять я от вас царства Московского
Уж скажу же вам, бояре – воеводы московские
Уж мы выберем себе в православные цари
Из славного, из богатого дому Романова -
Михаила сына Федоровича».
И выбрали себе бояре в цари Михаила
сына Федоровича.
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
history.wikireading.ru
«За веру православную стою…» Козьма Минин
Десятилетие назад этот день стал государственным праздником – взамен 7-му ноября. Выбрали 4-е ноября во многом случайно. Просто не хотели, чтобы праздник, связанный с освобождением Москвы от поляков, совпадал с днём Октябрьской революции. А праздник можно было назначить на любой из дней первой декады ноября. Ну, 4-е так 4-е. Лишний повод вспомнить о народном подвиге, да и Казанская, как-никак.
В начале 17 века «спор славян между собою» зашёл далеко. Немало острых вопросов следовало разрешить в те годы. Сохранит ли Русь независимость? Сохранится ли православное московское царство? Кто станет центром притяжения восточнославянских народов?
Бороться за будущее приходилось в условиях безвластия, смуты, когда Русь раздирали не только иноземные захватчики, но и местные авантюристы. Разбойники, самозванцы… В этой ситуации страдало крестьянское большинство, да и жители крупных городов (в первую очередь – москвичи) испытывали опасность грабежей и голода.
Кто встал за Русь в те дни? По-своему боролись монахи, казаки, воины.
Во дни роковые Русь не смогли уберечь те, кому это положено «по штату». Дворянство и его высшая элита – боярская аристократия – запуталась в годы династического кризиса. Не могли сделать выбор между верностью государю и государству и феодальной самостийностью. От такой самостийности до предательства и вероотступничества – один шаг.
После расцвета самодержавия, который пришёлся на годы правления кроткого царя Феодора Иоанновича и первые годы царствования Бориса Годунова, наступил затяжной кризис. Элита оказалась бессильной перед польской опасностью. По большому счёту, бояре готовы были служить польскому монарху, только хотели выторговать себе новые привилегии.
Нам повезло, что к польскому владычеству непримиримо относились духовники Руси, наше священство, ещё не расколотое Никоновыми преобразованиями.
Среди самых ярких героев сопротивления – как минимум, два церковных иерарха. Это – святой патриарх Гермоген и архимандрит Дионисий, игумен Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Один князь Рюрикова дома – Дмитрий Пожарский. Ещё – один мужик, ставший символом борьбы за русского царя – Иван Сусанин.
Единство сословий должно было проявиться именно в трагические, смутные времена. Символом единения стал Козьма Минин – настоящий народный вождь, не считавшийся с чинами. И тут уж, где легенда, а где сбывшийся исторический шанс – не разобраться.
Художник Песков. Воззвание Минина к нижегородцам
Мы точно не знаем даже, чем торговал купец Минин. То ли мясом и рыбой, то ли скотом, то ли солью, как его отец. Возможно, он и до смуты занимался сбором государственного оброка, то есть, был избранным старостой. Он умел «трясти» толстосумов – волна ополчения вознесла его высоко, Минина побаивались.
Недаром идеологом и главным организатором сопротивления стал именно он, Козьма Минич Минин – незнатный торговец, уроженец города Балахны, что на Волге, в тридцати верстах от Нижнего Новгорода. Даже от несгибаемого князя Пожарского он отличался целеустремлённостью. Кажется, Минина не терзали колебания, даже в самые тяжёлые дни он не впадал в уныние. Он и для Пожарского стал моральной опорой.
При этом Минин был расчётлив – как и подобает торговому человеку. Умел считать деньги, умел добывать их, не считаясь с регалиями знатных бояр, именитых купцов. Рачительность Минина превратила ополчение из патриотических мечтаний в реальную силу, губительную для неприятеля. Не жалел он и собственных средств: если бы проявил корыстность, кто бы за ним пошёл?
Был твёрд и храбр. В решающие часы сражения за Москву он привёл в чувство отвыкшие от подчинения войска и бросился в бой в районе Крымского двора во главе ополчения. Там были уничтожены отборные роты гетмана. Этот подвиг Минина остался в памяти воинства.
Минина мы считаем и первым оратором того времени. Его трудно назвать изысканным златоустом, но народное красноречие в сочетании с яростной убеждённостью творило чудеса.
Увы, точных сведений о Минине сохранилось немного. Даже насчёт отчества героя нет полной уверенности: в старые времена его нередко величали Захаровичем, широко распространённой была и версия о двойной фамилии – Минин-Сухорук или Минин Сухорукий.
Нет, слава Козьмы Минина не стёрлась в веках. Он – рядом с князем Пожарским – приветствует москвичей на Красной площади. Это – всем известный первый скульптурный памятник в Белокаменной.
В 1939-м году выходит на экраны фильм Всеволода Пудовкина «Минин и Пожарский» – замечательная историческая эпопея. Роль Минина незабываемо исполнил Александр Ханов – актёр, которого по ярким работам на радио считали дедушкой всего СССР. Правда, когда снимали «Минина и Пожарского», «дедушке» только исполнилось 35. Правда, выглядел он не моложаво, но солидно – как настоящий Минин в свой звёздный час.
Александр Ханов в роли Минина
Не затерялся в окладистой бороде, непростую патетическую роль сыграл с воодушевлением, с теплотой. Сейчас утерян секрет такого лицедейства, такого кино – не только у нас утерян, повсюду. Американцы одновременно снимали «Унесённых ветром» – эпопею своей смуты.
По фильмам и памятникам, по триумфальным строчкам в учебниках про Минина в России знает каждый. Хотя исследовать его биографию мало кто пытался. Как правило, мы вспоминаем о нём в связке с другими героями, в первую голову – с Пожарским. Возможно, это справедливая участь. Ведь Козьма Минин – человек артельный, он стоял не за личную славу, но за общую победу, за соборную идею. Таким и остался в истории – в окружении соратников, в плеяде.
Александр Николаевич Островский написал о Минине высокопарную драму в стихах. Козьма Минич там рассуждает так:
За веру православную стою, Не за дурное что. Молчать нельзя мне. Не замолчу. На то мне дан язык, Чтоб говорить. И говорить я буду По улицам, на площади, в избе, И пробуждать, как колокол воскресный, Уснувшие сердца. Вы подождите, Я зазвоню не так. Не хочешь слушать, Я не неволю: не любо – не слушай; А замолчать меня заставить трудно. Я не свои вам речи говорил: Великий господин наш, патриарх, Велит нам быть в любви, соединенье И промышлять, как душу положить За веру. Нас с тобой Господь рассудит, Кто прав, кто виноват. Вы не хотели Послушаться; смотрите, не пришлось бы Вам каяться.
Пламенные слова, объединившие народ. Худородный мясник стал вдохновителем народного возрождения. С чего начиналось победное ополчение?
Художник Фаюстов. Воззвание Минина
В феврале 1609 года пермяки писали нижегородцам об их желании соединиться с поморскими и иными городами и идти «на богоотступников, на Государевых изменников, на воров, и на Литовских людей стояти единомышленно». Таково было робкое начало объединительного похода. К тому времени Кузьма Минин не раз сражался с поляками – и на малой Родине, и в Москве. В Нижнем Новгороде не было более усердного радетеля об армии, как не было и более рьяного противника поляков.
Главные события развернулись после грамоты патриарха Гермогена, которую нижегородцы прочитали в 1611-м. Минин принял слова патриарха без оговорок и, главное, сумел не только убедить нижегородцев собирать ополчение, но и первым назвал Дмитрия Пожарского, которого считал наилучшим воеводой. Князя он ценил как «честного мужа, кому заобычно ратное дело», «кто б был в таком деле искусен» и, что немаловажно, «который бы во измене не являлся». А изменники знали тяжёлую руку Минина. Он превратил Нижний в штаб сопротивления.
Памятник Минину в Балахне
Звёздный час народного вождя – его воззвание, его выступление перед нижегородцами. В исторической литературе особенно популярна такая цитата из мининского воззвания: «Буде нам похотеть помощи Московскому государству, и то нам не пожалети животов своих, да не токмо животов своих, и дворы свои продавати, и жены и детей закладывать…» Впечатляющая клятва. Но, пожалуй, самое точное свидетельство о воззвании Минина сохранилось в фольклоре: ораторские подвиги мясника прославлены в исторических песнях. Фольклор врёт реже, чем наш брат, историк да литератор:
Оставляйте вы свои домы, Покидайте ваших жён, детей, Вы продайте всё ваше злато-серебро, Накупите себе вострых копиев, Вострых копиев, булатных ножей, Выбирайте себе из князей и бояр удалого молодца, Удалого молодца, воеводушку, Пойдёмте-ко мы сражатися, за матушку, за родную землю, За родную землю, за славный город Москву, Уже заполонили-то Москву поляки злы. Разобьём их, много перевешаем, Самого-то Сузмунда в полон возьмём…
Таким был Минин песен и легенд. Самый настоящий Минин.
«Мужие, братие, вы видите и ощущаете, в какой великой беде все государство ныне находится, и какой страх впредь, что легко можем в вечное рабство поляков, шведов или жидов впасть, через которое не токмо имения, но и живота многие уже лишились и впредь наипаче все обстоятельства к тому. А причина тому не иная, как от великой зависти и безумия, в начале между главными государственными управлениями, произшедшая злоба и ненависть, которые, забыв страх Божий, верность к Отечеству и свою честь, и славу предков своих, един другого гоня, неприятелей Отечества в помощь призвали, чужестранных государей», – говорил он, ободряя приунывших.
И летопись говорит: люба оказалась новгородцам речь Минина.
Тысячелетняя история Руси хранит немало воинских и духовных подвигов. Но, чтобы словом переломить ситуацию в стране… Такого не бывало. Минин превзошёл Демосфена: афинский оратор сумел убедить фиванцев примкнуть к афинянам и выступить против Филиппа Македонского. Но македонские фаланги перемололи демократов при Херонее. Идеология, которую всеми силами поддерживал Демосфен, проиграла, Афинский морской союз распался, а Филипп стал властелином всей Эллады.
Памятник Минину в Нижнем Новгороде
Другое дело – Минин. Его воззвание, подкреплённое делами, в том числе и полновесной копейкой мясника-патриота, положило конец распаду страны. Старания Минина не пропали даром: ополчение уничтожило иноземных захватчиков, а Русь вскоре обрела новую династию. Не шведскую и не польскую, а коренную. Устояло и усилилось Православие. То есть, надежды Минина сбылись. Он всё отдал для победы – и победил. Трудно поверить, что так и случилось в реальности, слишком уж походит гражданин Минин на литературного героя…
В апреле 1612-го, в Ярославле, ополчение стало грозной силой, которую возглавляли Пожарский и Минин. Дальше – Москва, трудные, но победные бои. Минину и Пожарскому удалось спасти державу, но о политическом будущем у них было туманное представление. Начиналась борьба за новую династию, которую страна обретёт весной 1613-го. Михаил Фёдорович осыпал Минина милостями: даровал ему чин думного дворянина, приблизил.
К 1616-му году Русь преодолеет смуту, утихомирится. Минин не удалился на покой, продолжал ревностно служить государству. Он умер или погиб под Казанью, во время восстания татар и черемисов. Прибыл их утихомиривать – и то ли заболел, то ли нарвался на разбойничью засаду.
Вдова спасителя Отечества, Татьяна Семёновна Минина, вскоре постриглась в монахини. Кстати, в своё время принял постриг и отец Козьмы Минина. Некоторое время проявлял себя при царском дворе Нефёд Козьмич Минин, любимый сын великого гражданина. Род Мининых прерывается.
Много лет спустя императрица Екатерина выдаст дворянам Мининым грамоту, подтверждающую, что они – потомки знаменитого Козьмы. Но это ошибка: Минины-бояре не имели отношения к Мининым-торговцам, просто со временем им стало почётнее связывать своё прошлое с худородным вождём ополчения. Во так-то!
www.pravmir.ru
«Многажды слали к нему нижегородцы послов, а он отказывался возглавить рати, ссылаясь на болезнь. На самом деле, кроме опасения за собственное
5-9 класс
здоровье, согласиться при первом свидании не позволял этикет. Были, очевидно опасения непослушания не привыкшего к воинской дисциплине посадского люда… лично явился в Мугреево уговаривать князя. Они быстро нашли общий язык».
Nimatilleva00 15 февр. 2014 г., 10:59:53 (4 года назад) Daniil1210 15 февр. 2014 г., 13:15:16 (4 года назад)
“К началу 1611 г. запасы продовольствия в городе стали иссякать. Болезни и голод косили горожан. Многие были убиты или умерли от ран. В живых осталась лишь пятая часть защитников. Появились перебежчики. Изменник Андрей Дедешин указал полякам слабое место в крепости – стену, сложенную осенью. Под прицельным огнем пушек стена рухнула. Враг ворвался в город”. Взятие этого города позволило Сигизмунду заявить о правах на русский престол. (О падении Смоленска под натиском польских войск)
“И вам бы господа, по нашему приговору, выбрать крепких, и разумных, и настоятельных людей из духовного чину – пять человек. Из посадских и уездных людей – двадцать человек. Из стрельцов – пять человек… Дав им т себя полный достаточный приговор, как им о великом земском деле с нами всех вас советоваться…” (О созыве Земского собора в 1613 году)
“Шуйский мобилизовал всю страну и имел войско 100 тысяч человек. Войско, вышедшее из Тулы, было значительно слабее, поэтому оно было вынуждено вновь отступить в крепость Тулу. В июне их осадили войска Шуйского. Никто не мог войти в город, ни выйти из него. Царь повелел запрудить реку Упу невдалеке от города. (О восстании под предводительством И. Болотникова).
Ответить
istoria.neznaka.ru
Глава IV. Истинные достоинства князя Пожарского. Состав и устройство Ляпуновского ополчения
В жизни Пожарского избрание его в воеводы всенародного ополчения является делом первой важности, которое и придает этой личности особенное значение. Почему избран был Пожарский, а не другой кто? Воевод было много, а он вдобавок еще лечился от ран в своей суздальской вотчине и, следовательно, был удален от сцены действий и дел. Отрицающие историки говорят, что они не знают, почему избран именно Пожарский, и употребляют старание пояснить это темное место нашей истории. Однако современники об этом очень хорошо знали и записали все обстоятельства в своей летописи. Они рассказывают, что когда в Нижнем после речи Минина пошел толк о выборе воеводы, какого человека выбрать, то положены были такие условия: выбрать «мужа честного, кому заобычно ратное дело, который в таком деле искусен и который в измене не явился...» Последнее условие для нижегородцев было важно не менее первого. Они сами ни разу не являлись в измене и потому дружились только с людьми, подобными себе, с людьми крепкими и неизменными. Они присягнули Шуйскому и, ввиду даже общей измены, стояли за него крепко, не вертели душой, как другие, туда и сюда. Их преданность все-таки законно избранному государю была известна всем, и когда Шуйского сводили с престола, то ему было предложено, чтобы вместо государства взял себе в удел Нижний Новгород. Это была преданность не личности Шуйского, а преданность чему-нибудь одному, одной мысли, одному какому порядку. В этом случае нижегородцы мыслили заодно с главой духовенства, с крепким тоже человеком, патриархом Гермогеном. Так точно мыслил, как увидим, и Пожарский, и вот чем объясняется его нравственная связь и, быть может, настоящая дружба с нижегородцами. Затем Пожарский всем известен был как храбрый и искусный во бранях воевода; даже и поляки называли его искусным воином. Вольно об этом не знать его новому биографу.
Первое записанное летописью дело Пожарского, еще при Шуйском, в 1608 г., было под Коломной. Пришла в Москву весть, что от Владимира идут под Коломну литовские полки и русские воры. Царь послал туда первым воеводой Пожарского, который, не дожидаясь прихода врагов под город, пошел к ним навстречу. Разведав тайно, где находится их стан, придвинулся туда в ночь и на утренней заре внезапно напал на врагов, разбил их наголову, отгромив многую казну и запасы, «поби их язвою великою». В это время воеводе было 30 лет.
На другой год он сел в Москве с царем Шуйским в осаде от Тушинского вора. Известно, каково было сидеть в этой осаде. От голода и всякой нужды, а больше всего от измены, несчастный царь был почти всеми покинут. Еще вначале, после первой боевой неудачи, тотчас многие потянули в Тушино с князьями во главе, известным Трубецким, Сицким, Черкасским-Мастрюком и др. Это двинулся собственно царский двор искать в Тушине боярства и чинов, стольники, стряпчие, жильцы, московские дворяне, подьячие и помещики разных городов; а потом дворяне и дети боярские всех городов разъехались по домам, так что осталось из города человека по два и по три. Одно только дворянство заречных далеких городов осталось крепким царю и, сколько было сил, защищало Москву26.
Великое утеснение Москве в то время делал новоявленный вор, хатунский мужик Сальков: запасы в город приходили по одной Коломенской дороге,— он и ту совсем отнял. Царь послал на Коломну князя Мосальского собрать запасы и доставить бережно в Москву; но Сальков разбил его, отнял все запасы, а чего не мог забрать с собой, все поджег. Москва погибала от голода. Сальков двигался ближе к столице и стал у Николы на Угреше. Послан был новый воевода, Борис Сукин, ходивший тоже без успеха. Царь наконец послал несколько воевод по разным дорогам, из них сошелся с вором на Владимирской дороге, на речке Пехорке, князь Пожарский. Был бой великий на многое время. Сальков был разбит и сам едва успел убежать с 30 человеками, с которыми после и явился к царю с повинной27.
За московское осадное сиденье Шуйский наградил Пожарского вотчиной, на которую грамота утверждена была и царем Михаилом. В ней писано: «Пожаловали за его прямую службу, что будучи в Москве в осаде в нужное и в прискорбное время, против врагов он стоял крепко и мужественно и многую службу и дородство показал, голод и во всем оскудение и всякую осадную нужду терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту ни на которую не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо, безо всякой шатости...» Все это, конечно, были дела обыкновенные, рядовые, но только для прямых и честных людей, которых оставалось в то время не совсем много, так что их, пожалуй, можно и по пальцам перечесть.
В 1610 г. с 8 февраля мы находим Пожарского воеводой в Зарайске. И здесь, на воеводстве, он во многом отличается от других воевод. Если бы такие воеводы были рядовыми и дюжинными в то время, то не настала бы и не разошлась бы по всей земле и сама Смута.
Известно, что по смерти Скопина-Шуйского Ляпунов заодно с боярином князем В. В. Голицыным завели бойкую травлю против царя Василия, желая поскорее ссадить его с царства, разумеется для того, чтобы Голицыну же сесть на его место. Ляпунов поднялся было на царя Василия еще в первый год его царствования. Он вместе с Сунбуловым, Пашковым, Болотниковым пришел под Москву. Стали они близ города в Коломенском и в других местах и наделали царю много тревоги. Однако Скопин-Шуйский разбил их всех и рассеял; многие тут же сдались или принесли повинную царю Василию, в том числе Пашков и Ляпунов. Царь на радости все им простил, а Ляпунова пожаловал даже в думные дворяне. Думный дворянин все-таки царя не любил и недолго служил ему прямо. В том же 1610 г. он написал к знаменитому Скопину-Шуй-скому грамотку: аки змея, так и он, льстивый человек, поздравлял князя Скопина на царстве, а царя Василия описал укорными словами, желая возъярить князя на царя, а предложением князю царства — остудить перед царем его самого. Так, по крайней мере, повествует летописец. Скопин, действительно, прибыв в Москву и попировав у дяди Дм. Шуйского, вскоре скончался, говорят, от отравы. Ляпунов воспользовался этим случаем и стал рассылать грамоты по городам, рассказывая, что Скопина уморил царь Василий и что необходимо мстить за его смерть и ссадить царя с престола. С этой целью он стал ссылаться и с Тушинским вором, стоявшим тогда в Калуге. В Зарайск, где воеводствовал Пожарский, Ляпунов послал с грамотой своего племянника. Это одно показывало, что возмутитель хорошо знал мысли и характер Пожарского, и чтобы успешнее склонить его к своему делу, отправил послом человека близкого. Но Пожарский не покривил душой и не согласился вести игру в цари, ибо не мог не видеть, что здесь двигает людьми не общий, земский интерес, а только личные, своекорыстные и честолюбивые замыслы. Посла он отпустил с ответом, что к их делу не пристанет, а грамоту Ляпунова наскоро отослал к царю, требуя на помощь войска. Помощь была тотчас прислана, и Зарайск остался крепок от измены, вследствие чего и Ляпунов перестал ссылаться с Калужским вором.
Но была дума у Ляпунова большая на царя Василия: стали они с князем Голицыным крепко помышлять, как бы ссадить его с царства. Явилось в людях такое мнение, что от Тушинского царика отстать, да чтобы и царь Василий оставил царство. Тушинцы заговорили об этом первые и говорили обманом. Бояре и вся Палата втихомолку были очень рады такой сделке и ссадили своего царя. Но от вора никто не отстал, а, наоборот, потянулись к нему и те, кто и прежде у него не бывал. Как же после и позорили тушинцы московских простаков! Они-то, по их словам, и были настоящие изменники, ибо не только ссадили своего царя, но еще больше опозорились тем, что отдали его своими руками в плен полякам. Бранное, позорное слово изменник, которым обыкновенно укоряли москвичи тушинцев, совсем потеряло свой истинный смысл. Все поголовно сделались изменниками и ворами. Того только и надобно было настоящим ворам.
Однако среди этого всеобщего позора оставались личности чистые, крепкие и прямые.
Когда дело Шуйского клонилось уже совсем к упадку, и разные города стали мало-помалу отдаваться в руки самозванца, город Коломна многое время стоял в правде, ни на какую вражью хитрость не прельщался. Но, наконец, покривились и коломничи и присягнули самозванцу. Ни духовный их владыка, епископ, ни воеводы не в силах были ничего сделать. Воевод-то коломничи заставили присягнуть первых, а потом и сами стали присягать, и послали грамоты в Каширу и Зарайск, требуя и там такой же присяги. Кашира с радостью исполнила их желание. Тамошний воевода князь Ромодановский, стоя за правду, воспротивился было целовать крест вору, но его едва не убили, заставили силой присягнуть, да вдобавок самого же послали к вору с повинной. Дошла очередь и до Зарайска. Здесь, по получении Коломенской грамоты, все градожители стеклись к воеводе Пожарскому, чтоб также целовал крест вору Но Пожарский стал крепко с немногими людьми, которые, без сомнения, потому и не колебались, что видели опору в воеводе. Толпы приходили к нему, хотели тоже убить: но ни на что не поддавался воевода. Сильно укреплял его и соборный протопоп Дмитрий, благословляя лучше умереть, чем приставать к злому совету. Воевода, видя, что поборников за правду мало, заперся с ними в кремле в осаду. Впрочем, сильным его союзником в этом случае было то обстоятельство, что из-за смутного времени в кремль свезено было все имущество и все кормовые запасы горожан, так что, оставшись за стенами, они остались и без денег, и без продовольствия. Это принудило мятежников покориться; они прислали к воеводе с повинной и с речами, что целуют крест тому, кто будет Московскому государству царь. Пожарский отвечал, что и теперь есть царь,— для чего требуете другого? Пожалуй, говорили горожане, мы согласны: если царь Василий будет по-старому, будем и ему служить, а будет кто иной, и тому будем служить. Все дело, следовательно, состояло в том, чтоб служить избранному царю, а не вору; этого добивался Пожарский, на чем и укрепился с народом крестным целованием. После того начало быть в Зарайском городе без колебания; все утвердились меж себя, и на воровских людей начали ходить и их побивать, и вскоре обратили на свой путь и город Коломну. Таким образом, Пожарский умел быть храбрым, умел и пользоваться обстоятельствами, способными дать храбрости прочное положение. Воеводою в Зарайске он оставался и во время междуцарствия.
Царя Василия ссадили с царства (17 июля 1610 г.) и даже постригли, с той, конечно, целью, чтоб совсем исчезла в народе мысль воротить его снова на престол. Приняли власть Русского государства семь московских бояринов; но ничтожна была для них власть управления, насмешливо замечает летописец. Только два месяца насладились властью! Очень многие из них, во главе с Мих. Салтыковым, давно тянули к Польше и, наконец, избрали себе в цари польского королевича Владислава, из боязни будто бы перед Тушинским вором и думая утишить тем Смуту, а главное получить от нового царя новые вотчины и почести. Другие пошли дальше, задумали отдаться самому польскому королю, отцу королевича, и с этой целью поспешили отдать полякам и самый Кремль. Поляки вошли в Москву 17 сентября (Русск. Истор. Библ. I, 211), как в свою вотчину, и зажили припеваючи. «Седмочисленные бояры», продолжает свою насмешку летописец, отдали всю власть Русской земли в руки литовских воевод: «Оскудеша убо премудрые старцы и изнемогоша чудные советники!» Правду писал к народу и патриарх Гермоген: «Солгалось про старых [старших, больших] то слово, что красота граду старые мужи; а те старые и молодому беду доспели!»
Сохраним имена этих бояр, как они подписывали свои распорядительные грамоты в разные города:
1. Кн. Фед. Ив. Мстиславской.
2. Кн. Ив. Сем. Куракин.
3. Ив. Никит. Романов.
4. Фед. Ив. Шереметев.
5. Мих. Александр. Нагово.
6. Борис Мих. Лыков.
7. Кн. Андр. Вас. Трубецкой. (С. Г. Г. II, 582).
Бояре, как следовало, составили крестоцеловальную запись, присяжный лист, в котором говорилось следующее: «Мы, дворяне (и все прочие дворовые и другие чины и всякие люди всего Московского государства), били мы челом боярам, чтоб пожаловали приняли Московское государство докуды нам даст Бог государя; и крест нам на том целовати, что нам во всем их слушати и суд их всякой любити, что они приговорят; и за Московское государство и за них стояти и с изменники битись до смерти, а вора не хотети... А выбрати государя им боярам и всяким людям всею землею... сослався с городами, кого Бог даст...» (А. И. II, 349).
Боярский подвиг отдать Русскую землю во власть поляков в тот же день был осужден московской чернью (посадом, мелкими людьми), которая взволновалась, невзирая на исполненную присягу, поднялась на бояр и требовала перемены государя. Зло, однако, утихло до времени, замечает Маскевич. Но, конечно, семибоярский подвиг вскоре должен был встретить сильный отпор и негодование и по всей земле. Коварство врагов тотчас было почувствовано и понято вполне, и земля стала собираться на свою защиту. Первое слово было произнесено патриархом Гермогеном. Оно было сказано в самом Кремле, посреди врагов; оттуда сначала прокрадывалось в города таинственно, раздавалось в городах все громче и громче и затем охватило все умы одним торжественным кликом: стать всем заодно и очистить землю от врагов. Но более ярким двигателем и здесь явился тот же Прокопий Ляпунов. Первые же и независимо от него поднялись нижегородцы (в начале февраля 1611 г. А. Э. II, 296).
На той же неделе, как только поляки вошли в Кремль под начальством Гонсевского и вместе с боярами составили правительство, стольник Вас. Ив. Бутурлин, отпросясь у бояр в свое поместье, съехался в Рязани с Пр. Ляпуновым, и положили они тайно на слове: поляков в Москве побить и стоять войной против короля и королевича. Можно с большой вероятностью предполагать, что поездка Бутурлина была справлена по мысли патриарха Гермогена. Поляки впоследствии утверждали, что Бутурлин во все время сносился с Ляпуновым и отписывал ему обо всем, что происходило в Москве. Однако случилось, что посланец от Ляпунова был пойман и на пытке объяснил дела Бутурлина, вследствие чего бояре приказали при себе пытать и самого Бутурлина, который повинился, что еще в то время, как только поцеловали крест королевичу (17 августа), он начал с Ляпуновым заводить смуту, чтоб, подговоря немцев, ночью ударить на поляков и побить их, т. е. очистить от них Москву Посланец Ляпунова за свою вину был посажен на кол по приговору бояр.
Такими и всеми другими способами чудные советники бояре под рукой Гонсевского употребляли все меры, чтобы остановить движение. Зная, что первый его стремитель — патриарх Гермоген, они требовали от него новых грамот к Прокопию и в города, чтобы в Москве не собирались. Салтыков с ножом даже приставал к святителю. Но патриарх, не колеблясь, благословлял всеобщий поход к Москве, разрешал самую присягу королевичу, ставя неизменным условием его крещение в Православие и очищение государства от литовских полков.
Когда патриарх остался непоколебимым в своем решении, правящая изменная власть, чтобы расстроить поход Ляпунова, подозвала воевать на Рязанские места так называемых черкас, малороссийских казаков, с которыми, конечно, тотчас соединились и толпы русских воров под предводительством Исая (или Исака) Сунбулова. Повоевав многие места, они, между прочим, захватили город Пронск. Ляпунов выбил их из этого города, затем сам был загнан в него в тесную осаду. Тогда не дремал зарайский воевода Пожарский. Собравшись с рязанцами и коломничами, он двинулся к Пронску и освободил Прокопия. Черкасы отступили к Михайлову. Проводив Ляпунова к Рязани, он поспешил в свой Зарайск, ибо ожидал и туда врагов. Действительно, следом за ним явились черкасы и Сунбулов и в ночь взяли Зарайский острог — городовое укрепление вокруг кремля. Пожарский с малыми людьми вышел против них из кремля, выбил их вон из острога и гнал далече, без пощады побивая. Сунбулов утек к Москве, а черкасы побежали на Украину. Подвиг был чуден и потому приписан чудотворению Николы Зарайского.
Вот дела Пожарского до прибытия его в Москву, описанные современниками, следовательно, всем известные28.
Мы видим, что он теперь усердно помогает Ляпунову, выручает его из беды, того именно Ляпунова, с которым за несколько времени не хотел соединиться против царя Василия, которого грамоту отослал тотчас к царю, как явное свидетельство его изменных замыслов, и что требуется скорая ратная помощь. Теперь он с Ляпуновым заодно; вместе идут в родной Ляпунову рязанский Переяславль, где Пожарский принимает от архиепископа Феодорита благословение и возвращается защищать Зарайск. Теперь у обоих одна мысль — очистить землю от литвы и поляков. И благословение Феодорита, очень вероятно, еще больше освящало и укрепляло эту мысль, ибо не частный же случай это благословение, записанное летописцем в ряду разных событий. Нет сомнения, что архиепископ благословлял их на задуманный поход.
Когда победой Пожарского Рязанская земля была очищена от казаков и всяких воров, воеводы изо всех городов собрались и двинулись к Москве.
Пожарский пришел первый. Как он пришел, нам неизвестно. Был ли он передовым всей рязанской рати, которой предводительствовал Ляпунов, или по общему совету пришел независимо от Ляпунова, как независимый воевода Зарайский,— летописцы не упоминают об этом. Они утверждают только, что к Москве пошли всех городов воеводы. Само собою разумеется, что сам по себе, одним лицом, Пожарский не мог явиться в Москве. Не мог он самовольно оставить воеводство, да и очень небезопасно было ездить тогда без ратных людей. Как бы ни было, но Пожарский был уже в Москве, и выпала ему завидная доля первому же и начать борьбу с ляхами для очищения Москвы и государства.
Это первое, чудовищное действие драмы прозывалось потом Московским разореньем, «Московскою разрухою». Послушаем, что рассказывает об этой разрухе самовидец и участник в действии, поляк Маскевич.
«Мы были осторожны, везде имели лазутчиков. Москвитяне, доброжелательные нам, часто советовали не дремать; а лазутчики извещали нас, что с трех сторон идут многочисленные войска к столице. Это было в Великий пост, в самую распутицу... Во вторник(на Страстной 19 марта 1611 г.) по утру в Китай-городе наши поссорились с русскими. По совести, не умею сказать, кто начал ссору, мы ли, они ли. Кажется, однако, наши подали первый повод к волнению, поспешая очистить московские дома до прихода других: верно, кто-нибудь был увлечен оскорблением, и пошла потеха... Завязалась битва сперва в Китай-городе, где вскоре наши перерезали людей торговых (там одних лавок было до 40 ООО), потом в Белом городе; тут нам управиться было труднее: здесь посад обширнее и народ воинственнее. Русские свезли с башен полевые орудия и, расставив их по улицам, обдавали нас огнем. Мы кинемся на них с копьями, а они тотчас загородят улицу столами, лавками, дровами; мы отступим, чтобы выманить их из-за ограды: они преследуют нас, неся в руках столы и лавки, и лишь только заметят, что мы намереваемся обратиться к бою, немедленно заваливают улицу и под защитой своих загородок стреляют по нас из ружей; а другие с кровель, с заборов, из окон, бьют нас самопалами, камнями, дрекольем... Жестоко поражали нас из пушек со всех сторон, ибо, по тесноте улиц, мы разделились на четыре или на шесть отрядов. Каждому из нас было жарко; мы не могли и не умели придумать, что бы пособить себе в такой беде, как вдруг кто-то закричал: "Огня! Огня! Жги дома!.." Пожар занялся и погнал русских из засад... На другой день отдан был приказ зажечь весь город, где только можно... Пламя охватило дома и, раздуваемое жестоким ветром, гнало русских... Уже вся столица пылала; пожар был так лют, что ночью в Кремле было светло, как в самый ясный день, а горевшие дома имели такой страшный вид и такое испускали зловоние, что Москву можно было уподобить только аду, как его описывают. Мы были тогда безопасны; огонь охранял нас... Мы действовали в сем случае по совету доброжелательных нам бояр, которые признавали необходимым сжечь Москву до основания, чтобы отнять у неприятеля все средства укрепиться... И так (уже и на третий день) мы снова запалили ее, по изречению Псалмопевца: "Град Господень измету, да ничтоже в нем останется". Смело могу сказать,— заключает Маскевич,— что в Москве не осталось ни кола, ни двора».
Записки Жолкевского прибавляют, что во время общей борьбы «в чрезвычайной тесноте людей, происходило великое убийство. Плач, крик женщин и детей представляли нечто подобное дню Страшного Суда; многие из них с женами и детьми сами бросались в огонь, и много было убитых и погоревших... Таким образом столица Московская сгорела с великим кровопролитием и убытком, который и оценить нельзя».
Согласно рассказывают об этой Московской разрухе и наши летописцы. Они говорят, что на Страстной неделе, во вторник, 19 марта, на рассвете, ляхи начали побивать москвичей сначала в Китай-городе, в торговых рядах, где всех посекли, кого только нашли. Из Китая пошли к Тверским воротам, но там встретили сильный отпор со стороны стрельцов, которые не выпустили их из города. Отсюда они кинулись на Сретенку, прокладывая себе дорогу беспощадным убийством. Здесь их ожидал Пожарский в соединении с пушкарями (поблизости был Пушечный двор). При помощи пушек он отбил врагов, втоптал их обратно в Китай-город и поспешно устроил острожек-крепостцу у церкви Введения Богородицы. Иные польские роты бросились на Кулижки — там запер им выход из города Ив. Бутурлин, стоявший у Яузских ворот. Опустошив Кулижки, враги перебрались за Москву-реку, но и там встретили отпор от Ив. Колтовского. После того занялся пожар. Первый стал поджигать свой же двор начальник всему злу, Михайло Кривой-Салтыков.
На другой день (или в тот же день в ночь на среду) пришел на помощь передовой отряд Ляпунова с воеводой Ив. Плещеевым по Коломенской дороге, а в то же время пришел на помощь полякам полковник Струсь. Плещеев был отбит и прогнан от Москвы. Между тем враги зажгли Деревянный город. Замоскворецкий отряд Ив. Колтовского в ужасе от пожара весь разбежался кто куда. Поляки двинулись снова на Сретенку и на Кулижки. Пожарский с малыми людьми остановил их натиск у своего Введенского острожка. Он бился с ними целый день, не давал им жечь этой местности и не пропустил их за Белый город. Наконец, изнемогши от великих ран, пал на землю, заплакав горько, «не терпя ви-дети толикия скорби людям», и желал лучше умереть, чем жить посреди такого бедствия.
Его отвезли в Сергиев монастырь, в больницу. С падением Пожарского пала и последняя оборона Москвы. Оставшиеся люди, увидев, что нету них помогающего и владеющего, кто бы могуправить оборону, все в отчаянии побежали из Москвы куда глаза глядят. Большая часть, однако, направилась на север по Троицкой дороге, ибо у Троицы по святому завету преподобного Сергия всякому проходящему, особенно скорбному, голодному, больному, раненому, всегда был открыт Троицкий дом и стол со всеми заботами и попечениями о нужде и здоровье каждого. Помогающих действительно ниоткуда не было. Воеводы, шедшие из городов, сами не ускорили своего похода и вперед себя помощи не прислали. Так окончилось начальное дело освобождения Москвы.
Мы видели, что средоточием обороны в это время был поставленный Пожарским Введенский острожек, а средоточием храбрости, нравственной поддержки и влияния был сам Пожарский. Он упал, и все ослабело, распустилось и побежало, кто куда. Он не сделал ничего необыкновенного. Но в его обстоятельствах было и то необыкновенно, чтоб не уйти с поля, как, например, ушел Колтовской, испугавшись пожара. Он, напротив, устоял на месте и долго не давал жечь по крайней мере того, что оставалось еще под его защитой.
В его обстоятельствах было самым обыкновенным делом воспользоваться теми средствами обороны, какие еще оставались в руках. Он сосредоточил свою защиту около пушкарей и Пушечного двора, поставил для пушек же и Введенский острожек. Маскевич засвидетельствовал, как действовали эти пушки. Таким образом, Пожарский не выпустил обыкновенного дела из своих рук и сумел нанести врагу достаточно вреда. Пожарский, израненый, в отчаянии горько плакал, видя неминуемую погибель народа и не видя никаких средств помочь ему. В эту минуту он естественно желал лучше помереть, чем жить. Он не сделал ничего необыкновенного. Он чисто и честно исполнил обыкновенный долг сына родной земли, и только! Точно так же обыкновенно он вел себя и во всех прежних своих делах с врагами, поражая Салькова, черкас, Сунбулова, отказываясь от измены Ляпунова и потом всеми мерами помогая тому же Ляпунову... Не нужно особенно зорких глаз, чтобы рассмотреть, чем именно были всегда исполнены побуждения Пожарского. Не за личные цели он стоял и не целям какой-либо партии он служил; он стоял за общее земское дело и служил ему чисто, прямо и честно. Вот эти-то обыкновенные его дела и действия и придали его личности необыкновенное для того времени значение, которое было хорошо понято в Нижнем и там же обозначено желанием найти воеводу, который бы «в измене не явился», который бы не припадал на всякие стороны, смотря где выгоднее для чести или для корысти, как поступало великое большинство тогдашних князей, бояр и воевод.
Таким образом, нижегородский народ, выбирая Пожарского, поступал со всех сторон очень рассудительно, основательно и самостоятельно, ибо хорошо знал, кого выбирал и вовсе не нуждался в том, чтобы его в этом выборе кто-либо особенно подгонял. Как только было произнесено имя Пожарского, то весь город и остановился на этом лице, не отыскивая другого, и стоял в своей мысли в течение всей зимы. Стояли на той же мысли и съехавшиеся потом в Нижний князья, бояре, воеводы, очень большие перед Пожарским честью своего Отечества. Но историк говорит, что были и другие хорошие люди, «не менее Пожарского безупречные и более его заявившие о своих способностях», и при этом, в подтверждение своих слов, указывает на Федора Шереметева. Если это пожалованный расстригою боярин Федор Иванович Шереметев, то известно, что он при Шуйском безуспешно и долго стоял под Астраханью и потом с большим успехом шел оттуда к Москве, побивая мятежников, очищая от них поволжские, понизовые города вплоть до Касимова, хотя в заключение у Суздаля был с многочисленным войском наголову разбит Лисовским по той причине, что, при движении к Суздалю, того не ведал, что у Суздаля крепкого места нет, где бы было пешим людям укрепиться — все пришли поля. Сам воевода едва утек во Владимир. Он не выходил и на битву Этой неудачей он бесславно покрыл все прежние удачи и так тогда смутил Москву, что она не хотела верить даже и успехам Скопина, победоносно двигавшегося также к Москве с севера. Затем, в междуцарствие, этот Федор Иванович Шереметев находится в том седмочисленном сонме бояр, который поспешил присягнуть королевичу Владиславу и потом отдал правящую власть в руки поляков, о чем так насмешливо рассказывает летописец. Самый договор сЖолкевским об избрании Владислава на царство вел и утвердил тот же Шереметев, как избранный Думой, в числе троих бояр, третьим после Мстиславского и Голицына. Он служил и прямил не только королевичу, но и самому королю Сигизмунду, у которого за это выпросил новую богатую вотчину, именно в то время (4 мая 1611 г.), когда собралось под Москву Ляпунов-ское ополчение. Дальше: в конце января 1612 года, следовательно, когда почувствовано было этими чудными советниками настоящее движение народа, и именно на Низу, тот же Шереметев подписывал вместе с другими, но кроме патриарха, увещательные грамоты в города, например, на Кострому, в Ярославль, наказывая народу, чтоб не собирались идти под Москву (для ее освобождения!), а чтоб верны были присяге Владиславу. Вот чем Шереметев заявлял свою безупречность и свои способности в большей степени, чем Пожарский. Здесь ум Шереметева совсем расходился с умом народа, который совсем не так понимал свои отношения к Русской земле. Все бояре после говаривали, что они подписывали позорные грамоты из-под неволи, из смертной боязни; но перед ними же, перед всеми, стоял неколебимо патриарх и грамот не подписывал. Стало быть, он один только был храбрый человек! Оттого Кривой-Салтыков и забрал себе всю власть, что все остальные были или трусы, или сторонники поляков. Среднее положение было только за патриархом Гермогеном. Но он себе подражателей не нашел. Вообще же историк не заметил главной причины, почему нижегородцы совсем не могли выбрать в воеводы Шереметева. Этот герой находился тогда очень далеко от них. Он сидел в Москве, в Кремле, в руках у поляков, по указке которых, если не по собственной воле, и рассылал грамоты, чтобы нижегородцы и никто из городов под Москву спасать Отечество не собирались. Федор Шереметев занял очень видное место при царе Михаиле, по той особенно причине, что был женат на его двоюродной сестре, княжне Ирине Борисовне Черкасской. Лучшей характеристикой этого боярина, как и многих других тогдашних бояр и сановников, служит существующее (по свидетельству П. И. Мельникова) его письмо к Голицыну, в котором он объявляет: «Выберем (на царство) Мишу Романова, он молод и еще глуп». Смысл этого письма таков, как очень справедливо замечает г-н Костомаров, что бояре склонялись к выбору Романова между прочим потому, что при его молодости и неопытности думали править сами и поступать по своей воле. Так в действительности и было в первое время царствования Михаила, пока не явился деятелем управления (1619 г.) его отец, Филарет, один из крепких людей Смутной эпохи29. Должно заметить, что существование такого письма более чем сомнительно.
На другой и на третий день после московского пожара и разгрома у Москвы показались передовые полки собравшейся рати. Затем, один за другим, стали подходить и воеводы из городов. Первый пришел За-руцкий 24 марта, за ним 25-го — Трубецкой, оба из Калуги с дружиной Тушинского вора. В тот же день пришел Ляпунов с рязанцами; потом пришел князь Репнин с нижегородцами, пришли с воеводами арзамас-цы, муромцы, владимирцы, костромичи, ярославцы, романовцы, угличане, каширяне,— всею землею собрались уже к 1 апреля — и Москву осадили накрепко. Но прежде чем рассказывать, как действовали эти воеводы, летописец тотчас же прямо начинает повесть о том, что была у них под Москвою рознь великая и безо всякого дела стояли многие дни. Ратные люди всех полков сошлись на совет, объяснили, что от множества воевод и от их несогласий только замешательство ратному делу, не знают, кого из них слушать; и порешили выбрать начальников, кого бы одного слушаться. Выбрали Трубецкого, Заруцкого и Ляпунова. Выбор первых двух прямо и показывал, что в войске господствовала партия тушинская, «казацкое атаманье», как выражался патриарх Гермоген. Однако Ляпунов, как настоящий диктатор, забрал всю власть в руки к себе. Ненавидя вообще изменников-бояр, призвав в ополчение их же холопов, с объявлением им свободы, он давал сильно чувствовать свою власть «отецким детям», т. е. тому же боярскому сословию, у которого, однакож, как у сословия помещиков, он все-таки был главным представителем. Приходили к нему на поклонение и стаивали у его избы многое время, дожидаясь, когда примет или когда выйдет. С казаками тушинской дружины он поступал еще хуже. За то была на него ненависть великая. С другой стороны, Заруцкий опирался только на своеволие казаков, понабрал себе в кормление много городов и волостей, и на казацкое насилие и буйство всегда смотрел сквозь пальцы, потому что искренне дружил только с ворами-самозванцами да поляками. За то и на него от всей земли была ненависть великая. Трубецкой во всех случаях держался стороны Заруцкого. Таков был состав этого ополчения.
Очень понятно, что среди таких огней скоро должна была возродиться мысль об избрании какого-либо законного царя, хоть «гиршого да ин-шого», чтобы по крайней мере освободить себя от самоуправства избранных воевод. Еще больше должны были рассуждать об этом сами воеводы, чтобы избавиться друг от друга и именем нового царя завладеть властью вполне. Придумали послать в Новгород просить царя из-за моря, у варягов, шведского королевича Филиппа. У Заруцкого же с казаками и с иными боярами и дворянами была другая мысль; они хотели подойти поближе к цели и думали посадить на царство Калужского воренка, Маринкина сына. Она же в ту пору и жила недалеко от Москвы, в Коломне.
Между тем ратным людям от воеводского управления стало невмочь. Снова они собрались на совет и написали воеводам от всей рати челобитную, в которой просили, чтобы воеводы были между собой в совете и ратных людей жаловали бы по достоинству, а не выбором и не через меру; и себе бы взяли вотчины тоже в меру, а остальные вотчины и всякие земли взять бы во дворец и там кормить и жаловать их, ратных людей. Также между собой всем ратным друг друга не попрекать — кто служил в тушинских таборах и кто служил в Москве царю Василию. А о боярских дворовых людях, которые ушли от бояр-изменников и теперь в казаках, помыслить и сказать им указ, в каком чине им служить... Ясно, что в ратных людях просыпались здравые политические стремления: они хотели порядка, правильного устройства, хотели забыть позорное прошлое, кто, как и где изменно служил или действовал, в Тушине или в Москве; хотели как бы обновиться, начать новую жизнь... Начальники, прочитав челобитную, стали судить о ней розно. Трубецкому и За-руцкому она очень не полюбилась, именно по поводу вотчин, что вполне и обнаруживало, с какими целями и зачем именно они передвинулись от Калуги к Москве. Ради окаянных вотчин передвигались они от одного самозванца к другому, а потом и пришли к Москве, где пока еще мутной воды было много и еще можно было уловить не одну рыбку, а пожалуй и целую рыбищу, как уловил себе Заруцкий богатую область Вагу, а за ним потом и Трубецкой уловил ее же.
Ляпунов, почином которого, вероятно, и челобитная была написана, показал себя другим человеком. Он примкнул к челобитной и, вопреки желанию товарищей-воевод, велел составить приговор, который был написан 30 июня и с большими подробностями распространялся главным образом о правильном распределении поместий и вотчин, грозя отнимать, кто забрал не по своей мере слишком много, взыскивать неправильно собранные доходы и т. п., что все должно было окончательно восстановить против Ляпунова всех воров и грабителей. Трубецкой и Заруцкий, говорит летописец, возненавидели его и стали мыслить, как бы его убить. Замечательно, что в приговоре, наравне с другими, участвовали и дворовые, т. е. боярские холопы. Этот приговор, по новому списку, мы помещаем в Приложении № 1.
Таковы были внутренние, домашние отношения в первой рати, собравшейся на очищение Москвы. С поляками она билась все-таки крепко и храбро, почти каждый день. Три дня дрались с Сапегою и заставили его отойти от Москвы; очистили от врагов весь Белый Город, поделали в нем много укреплений. Но все это строилось радением Ляпунова. Писался он третьим после тушинских бояр, как думный дворянин; но на деле был первым и главным и распоряжался самостоятельно. Однако скоро настал час и для него. Как следовало ожидать, дело вышло из-за казаков. Казаки больше всего воевали по селам и деревням и по большим дорогам, грабя и побивая торговых и всяких запасистых людей. Прокопий много раз в разряде на советах говорил князю Трубецкому, Заруцкому, Просовецкому, чтобы унимали своих казаков, что торговым людям от них нет проезда в Москву, а оттого и всей рати нужда во всем. Атаманье объясняло, что воровать казакам оно не позволяет, а что если кто тайно ездит, тех надо ловить, казнить смертью, а нельзя поймать, так на месте их побивать. Порешив так (о чем Прокопий разослал по городам и грамоты), казаки стали ездить на грабеж уже станицами, человек по 200, по 300 и больше. Как их ловить и как на месте побивать? Однако подобный случай не замедлил. У Николы-на-Угреше Матвей Плещеев поймал таких воров 28 человек и посажал их в реку, потопил. Но трупы были привезены в Москву на зрелище всему казачеству. Тогда оно и поднялось на Прокопия всем казацким кругом. Прокопий было побежал в свою Рязань, но ратные возвратили его и упросили остаться по-прежнему. Тогда принялся за дело соперник его Заруцкий, сговорившись с Гонсевским, польским воеводой Кремля. Была подделана под руку Ляпунова изменная грамотка, что он сносится с поляками. Казаки потребовали его в круг для земского дела. Он было не шел, но атаманье поклялось, что ничего худого ему не сделают. Однако для земского дела ни Трубецкой, ни Заруцкий не вышли в круг, конечно, по той причине, как говорит летописец, что они, начальники казаков, ведали казацкую мысль и подущали их на сие злодейство (Нов. Лет. 139). Начался великий шум, спор; атаман Сергей Карамышев разом все покончил, начав Прокопия сечь саблей. Сказал было прежний великий недруг Прокопия, Иван Ржевский, прямое, смелое слово, что губят Прокопия неповинно, но тут же и погиб заодно с ним. Это случилось 22 июля30.
Смерть Ляпунова произвела потрясающее впечатление на всю рать, особенно на дворянское земство, на прямых служилых людей, которые и поспешили убраться подальше от Москвы. Иные, кто был поворова-тее и похитрее, покупали себе у Заруцкого воеводства и начальства и тоже подобру-поздорову удалялись от злодеев. Как потом неистовствовали казаки над служилым дворянством, об этом летописцы рассказывают следующее. Вскоре, как пришла и казанская рать, принесен был из Казани образ Богородицы, список с чудотворной. Все ратные вышли встречать святыню пешими, а Заруцкий с казаками выехал на конях, непочтительно и невежливо. При этом казаки явили великое самовластие: всех ратных позорили, лаяли и поносили, а многих и били; ратные в великом ужасе и страхе думали, что их всех побьют, как Ляпунова. Затем во время взятия у поляков Девичьего монастыря, на битвах, многие честные люди, стольники, дворяне искали сами себе смерти от казачьего насилия, бесчестия и позору. Особенное гонение и теснение было от понизовых казаков, от волжской вольницы, в которой много было боярских холопов. Они продолжали мстить боярству помещичьи обиды и наказывали его за начатую смуту тем же оружием. Служилые почти все разошлись по домам. Осталась под Москвой рать Тушина и Калуги, рать Тушинского царика под начальством его бояр Трубецкого и Заруцкого, который сделался теперь полным властелином, ибо Трубецкой играл при нем ничтожную роль. Конечно, эта рать приносила Москве весьма двусмысленную помощь. Она и не устояла против Сапеги, который успел спокойно доставить запасы осажденным в Кремле полякам и вместе с тем выбил ее из Белого Города. Потом она отбила Ходкевича; но, вероятно, потому что он пришел прямо на таборы, значит, было уже необходимо за себя постоять; а затем во все время дорога врагам в Кремль и из Кремля была вообще не совсем закрыта, и особенной тесноты им не было. Так вели себя тушинские воеводы потому, что им главным образом нужно было только стоять у Москвы, как они стояли еще в Тушине, ибо это стоять значило пользоваться кормлением и доходами с городов, с дворцовых богатых сел, с вотчин и волостей, раздавать вотчины своим доброхотам и советникам, первенствовать и владычествовать над землею. Вот почему они хотели сначала присягнуть Калужскому воренку, а потом присягнули новому самозванцу, появившемуся во Пскове, но ими же, вероятно, и поставленному. С такими царями можно было очень долго стоять, домогаясь будто бы очистить Москву от польской силы31.
samoderjavie.ru
Второе ополчение (1611-1612) [народное, Минина Пожарского, Нижегородское]
Причины Второго ополчения
Ситуация в Новгородской земле
Лето 1611 г. принесло России новые несчастья. В июне польские войска штурмом взяли Смоленск. В июле шведский король Карл IX захватил Новгородскую землю. Местная знать пошла на сговор с интервентами и открыла им ворота Новгорода. Было объявлено о создании Новгородского государства с сыном шведского короля на престоле.
Неудача Первого ополчения
см. Первое ополчение (1611)
Создание Второго ополчения
Староста Нижнего Новгорода Кузьма Минин собрав нужные средства предложил руководить походом Дмитрию Пожарскому. После его согласия ополченцы из Нижнего Новгорода направились к Ярославлю, где в течение нескольких месяцев собирали силы и готовились к походу на Москву.
Кузьма Минин
Осенью 1611 г. в Нижнем Новгороде началось создание Второго ополчения. Его организатором стал земский староста Кузьма Минин. Благодаря своей честности, набожности и смелости он пользовался большим уважением среди горожан. Нижегородский земский староста Кузьма Минин призвал граждан жертвовать имущество, деньги и драгоценности для создания вооружённых отрядов, способных сражаться с изменниками и интервентами. По призыву Минина начался сбор средств на нужды ополчения. Горожане собрали немалые средства, но их явно не хватало. Тогда обложили чрезвычайным налогом жителей края. На собранные деньги наняли служилых людей, которые в основном состояли из жителей Смоленской земли. Встал вопрос, кому быть руководителем.
Дмитрий Пожарский
Вскоре найден был и опытный воевода, готовый взять на себя руководство военной стороной предприятия, — князь Дмитрий Пожарский. Он участвовал в народном восстании против поляков в Москве в марте 1611 г. и был тогда тяжело ранен.
Почему же трудно было выбрать руководителя? Ведь в стране было много опытных воевод. Дело в том, что в период Смуты многие служилые люди переходили из лагеря царя к «Тушинскому вору» и обратно. Измена стала обычным делом. Нравственные правила — верность слову и делу, нерушимость клятвы — потеряли свой первоначальный смысл. Многие воеводы не устояли перед соблазном умножить свои богатства любыми путями. Трудно стало найти такого воеводу, который бы «в измене не явился».
Когда Кузьма Минин предложил князя Дмитрия Михайловича Пожарского, нижегородцы этот выбор одобрили, так как он был среди немногих, кто не запятнал себя изменой. Более того, во время восстания москвичей в марте 1611 г. он участвовал в уличных боях в столице, руководил отрядом и был тяжело ранен. В своей вотчине около Суздаля он лечился от ран. Туда и были направлены нижегородские посланцы с просьбой возглавить борьбу. Князь дал согласие.
Формирование Второго ополчения
Весной 1612 г. Второе ополчение вышло из Нижнего Новгорода и двинулось к Ярославлю. Там оно задержалось на четыре месяца, формируя армию из отрядов со всей страны. Князь Дмитрий Пожарский отвечал за военную подготовку армии, а Минин — за её обеспечение. Минина называли «выборный всею землею человек».
Здесь же, в Ярославле в апреле 1612 г. из выборных представителей городов и уездов они создали своего рода земское правительство «Совет всей земли». При нем были созданы Боярская дума и приказы. Совет официально обратился ко всем подданным страны — «Великой России» — с призывом объединиться для защиты Отечества и избрания нового царя.
Отношение с Первым ополчением
Весьма сложными были отношения лидеров Второго ополчения с находившимися под Москвой предводителями Первого ополчения И. Заруцким и Д. Трубецким. Соглашаясь сотрудничать с князем Трубецким, они категорически отвергали дружбу казачьего атамана Заруцкого, известного своим коварством и переменчивостью. В ответ Заруцкий подослал к Пожарскому наёмного убийцу. Лишь по счастливой случайности князь остался жив. После этого Заруцкий со своими отрядами отошёл от Москвы.
Московская битва (1612)
Обученное, хорошо вооружённое войско двинулось к Москве. Одновременно с запада к столице на помощь полякам шло большое войско под руководством гетмана Ходкевича, одного из лучших польских полководцев. Целью Ходкевича было пробиться к Кремлю и доставить осаждённым польским солдатам продовольствие и боеприпасы, потому что среди них начался голод.
В августе 1612 г. силы Второго ополчения подошли к Москве. Вместе с казаками Трубецкого они отразили наступление большого польского войска под командованием гетмана Яна Ходкевича, прибывшего из Речи Посполитой. Жестокое сражение произошло 22 августа 1612 г. у Новодевичьего монастыря. Пожарский устоял и не пропустил отряды Ходкевича к Кремлю. Но гетман не собирался смиряться. Он решил нанести следующий удар.
Утром 24 августа поляки появились со стороны Замоскворечья. Их оттуда не ждали. От неожиданности ополченцы начали отступать. Поляки почти подошли к Кремлю. Осаждённые торжествовали победу, они уже видели знамёна атаковавших войск гетмана. Но неожиданно все изменилось. Ещё в ходе сражения Минин упросил Пожарского дать ему людей для засады. Материал с сайта http://wikiwhat.ru
В боях с Ходкевичем Кузьма Минин лично водил в атаку дворянские конные сотни. Большую помощь ополченцам оказали иноки Троице-Сергиева монастыря. Взывая к религиозным чувствам казаков, они убедили их на время забыть о корысти и поддержать Минина и Пожарского.
Освобождение Москвы
Атака под руководством Минина, которая была поддержана казаками, решила исход сражения. В итоге отряд Ходкевича потерял свой обоз и был вынужден отойти от Москвы. Поляки в Кремле остались в окружении.
22 октября 1612 г. казаки и войска Пожарского взяли Китай-город. Судьба засевших в Кремле и Китай-городе поляков была решена. Сильно страдая от голода, они продержались недолго. Через четыре дня, 26 октября, московские бояре и польский гарнизон в Кремле капитулировали.
Таким образом, в результате Второго народного ополчения Москва была освобождена.
Попытка новой польской интервенции
Король Сигизмунд III попытался спасти положение. В ноябре 1612 г. он подошёл с войском к Москве и потребовал возвести на престол его сына Владислава. Однако теперь эта перспектива вызвала всеобщее возмущение. Потерпев неудачу в нескольких сражениях, король повернул восвояси. Его подгоняли свирепые морозы и нехватка продовольствия. Попытка новой интервенции провалилась в самом начале.
Картинки (фото, рисунки)
На этой странице материал по темам:Начните заполнение таблицы "народные ополчения (1611-1612)"
Ополчение минского и пожарского первое ополчение и второе ополчение
Состав второго ополчения 1612 года
Второе народное ополчение 1611-1612 роль пожарского
Город, в котором образовалось второе народное ополчение
Из каких городов и куда направлялось Второе народное ополчение?
Дайте характеристику деятельности Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина.
Какова была роль Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина в Смуте?
Какую альтернативу исторического развития страны представлял Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин?
Была ли реализована историческая альтернатива Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина?
wikiwhat.ru
Картина «Воззвание Минина к нижегородцам» Маковский
«Воззвание Минина к нижегородцам» — картина великого русского художника Константина Егоровича Маковского (1839-1915). Полное название картины: «Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованиям». Работа является одной из самых знаменитых картин на патриотическую тему России.
Картина была написана в 1896 году. После того, как работа была выставлена, она буквально ошеломила всех, кто её увидел. Потрясает как сам сюжет картины, точно прорисованные персонажи, передача накала страстей , жизни и быта начала XVII века, так и размеры полотна. Общая площадь картины «Воззвание Минина к нижегородцам» составляет 40 квадратных метров, точные размеры: 698х594 см. В основу сюжета картины были положены реально-происходившие события, которые имели место в сентябре 1611 года. Несмотря на огромное количество персонажей на картине, художнику удалось объединить их в единый организм, сплочённый и целеустремлённый. Русский народ в этой картине объединён общим порывом, становится одним целым, когда настало время для борьбы с врагом.
Картина представляет из себя многолюдную сцену. Ранним утром на Торговую площадь Нижнего посада собрались все жители Нижнего Новгорода. В самом центре виден земский староста Кузьма Минин, который призывает сограждан отдать имущество и деньги на благо ополчения, которое было создано для того, чтобы освободить Московское государство от иноземных захватчиков. Помимо Минина, на картине изображено более ста портретных персонажей. По своему размаху данная работа является самым большим станковым полотном в России.
Картина создавалась очень тяжело и очень долго. От самых первых эскизов до полного завершения прошло почти двадцать лет. Непосредственный процесс создания занял у Маковского шесть лет. Для того, чтобы картина была максимально достоверной, Константин Егорович неоднократно приезжал в Нижний Новгород, где изучал саму местность, а также исторический материал. Здесь он создавал этюды и зарисовки. Известно, что Маковский решил написать самую большую картину на историческую тематику после того, как увидел шедевра Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».
Впервые картина была показана на Всероссийской художественно-промышленной выставке в Нижнем Новгороде в 1896 году. В 1908 году картина была приобретена Министерством императорского двора. После того, как «Воззвание Минина к нижегородцам» была подарена городу в честь 300-летия династии Романовых, долгое время она находилась в Гербовом зале Городской думы. С 1972 года масштабное полотно Константина Маковского выставлено в Нижегородском государственном художественном музее в специальном помещении, примыкающем к дому Д.В.Сироткина.
Картина «Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованиям»
Деловой центр «Динека» — юридическая консультация, получение справок и другие услуги от профессионалов своего дела. Заходите на официальный сайт компании, который находится тут, чтобы ознакомиться с полным перечнем услуг. Также на сайте вы можете узнать все расценки и контакты для связи.
art-assorty.ru
Они сражались... за родину? - Я вам пишу...
Так за что же сражался советский солдат? За родину? За Сталина? За советскую власть?Сегодня местами звучат возгласы, что советские солдаты отдавали свои жизни за кровавый сталинский режим, сражаться за Сталина вообще не нужно было, победа досталась Сталину и его окружению, а народ остался ни с чем. И вроде бы, пишут некоторые, неважно, чей бы режим победил - Сталина или Гитлера... победил бы Гитлер - на него американцы быстро сбросили бы атомную бомбу как на Хиросиму, ну может не одну, а две-три - и все, наступила бы мировая демократия...Стоп, стоп, стоп!
Давайте я объясню, за что сражались советские солдаты и почему приведенный выше пример рассуждения ошибочен:
1. Сражались наши солдаты в первую очередь за родину, за родную землю и за нас с вами - многие из которых тогда еще не родились. Почему я так думаю? Да потому что и в 1812 году, и в 1614 году, и под Полтавой, а в других войнах - наши солдаты точно так же сражались. Власть менялась, цари менялись, а наши солдаты каждый раз шли и сражались.
2. Во время войны Сталин воспринимался народом как глава государства и главнокомандующий. Это исторический факт. Соответственно и сражаться шли с его именем тоже. Я понимаю, что те, кто сегодня считают, что за Сталина не нужно было сражаться - с удовольствием сели бы в машину времени и отправились в 1941-й год агитировать войска... за что агитировать? Разойтись по домам? Или поднять восстание против Сталина? Непонятно... Понятно только то, что при наличии машины времени этих горе-агитаторов в 1941 году расстреляли бы как предателей.
3. Победа в войне досталась не только Сталину и его аппарату, а всему советскому народу. И даже нам кое-что осталось. Конечно, советский народ получил от этой победы не так много, как мог бы. Победители были достойны большего. Но часть победы советский народ тоже получил. Сталин после 1945 года прожил не так долго. А затем было несколько десятилетий мирной жизни и маленьких советских радостей, о которых в общем-то и мечтал народ в годы тяжелой войны. Поверьте, в военные годы народ мечтал не о свержении советской власти и установлении псведодемократии с американскими долларами и китайскими товарами. Народ в годы войны мечтал о мире, о чистом небе, о семье и других очень простых вещах. Именно эти простые вещи с 1953 по 1983 год победители исправно получали. Это потом уже мы начали мечтать о чем-то большем, просто мирного неба нам уже стало недостаточно - нам захотелось больше свободы, много демократии, каждому по японской машине, по японскому телевизору и так далее. Только вот что хочу заметить: победа в 1945 году не означала, что мы все будем бесконечно кататься как сыры в масле - вполне достаточно того, что почти 40 лет наш народ имел то, о чем мечтал в военные годы. Далее - сбывать новые мечты - нам уже следует самим, только у нас это пока не очень хорошо получается. Но списывать наши сегодняшние неудачи на то, что деды как-то неправильно победили в 1945 году, не с тем главнокомандующим - не нужно. Победили так как победили. И плодами победы мало-помалу пользовались. И даже мы еще можем ими пользоваться, если будем умнее и адекватнее.
4. Что было бы в случае победы Гитлера - рассуждать даже не хочу. Тот, кто всерьез рассматривает подобный сценарий - исходит из каких-то неправильных предположений о Гитлере. Он не собирался устанавливать в России демократию - он собирался ее уничтожить, оставив лишь наиболее трудоспособную часть населения в качестве рабов. А кто думает, что США смогли бы быстро уничтожить Гитлера парой ядерных бомб - это тоже еще под вопросом. Под вопросом и то, кто получил бы ядерную бомбу первым - ведь Гитлер ее получением тоже был очень озабочен. И даже если бы США действительно уничтожили Гитлера - что он успел бы сделать в России? Сколько миллионов он бы успел сжечь и отправить в концлагеря? И что было бы потом, после его уничтожения? Мир и счастье? С чего вы так решили?
Итого:Давайте поблагодарим советских солдат - вернувшихся с войны и павших - за их героизм и подвиг. За то, что отстояли нашу землю, наше небо, дали нам возможность жить. А кому кажется, что мы живем хуже, чем полагается победителям - так займитесь исправлением ситуации!
Советские солдаты отстояли ту власть и тот образ жизни, который они считали правильным в тот момент, когда сидели в окопах и землянках. Может быть они в чем-то ошибались. Не нам их судить. Давайте лучше еще раз поблагодарим их и будем строить и отстаивать новую жизнь - ту, которую сегодня считаем правильной мы.
С Днем Победы!
amfora.livejournal.com
