Эдвард Митчелл - Спектроскоп души. Часы которые шли назад митчелл

Часы, которые шли назад - Inspiration is like regeneration

Эдвард Пейдж Митчелл

Часы, которые шли назад.

Стройный ряд итальянских тополей тянулся неподалёку от стоявшего на побережье Шипскот-ривер дома моей двоюродной тёти, Гертуды. Сама тётка внешне удивительно походила на одно из этих деревьев. Ей был присущ тот беспомощно анемичный вид, что отличает тополь от других, более внушительных пород; она была высокой, угловатой и очень худой. Одежда обтягивала её.  Я уверен -  если богам вздумалось бы переложить судьбу Дафны на плечи Гертруды, она бы легко и естественно заняла своё место в унылом ряду, не отличаясь от других меланхоличных тополей.Вот ещё некоторые мои воспоминания о почтенной родственнице. Живая и мёртвая, она играла важную роль в событиях, о которых я хочу поведать подробнейшим образом; событиях, подобных которым не найти во всей истории человечества.Всякий раз во время наших визитов вежливости к тётке в Мэне мы с моим кузеном Гарри строили догадки о её возрасте. Было ли Гертруде шестьдесят или сто шестьдесят? Определенно мы сказать не могли — и то, и другое могло оказаться верным. Пожилая леди была окружена старомодными вещицами. Она словно так и осталась жить в прошлом. За краткие полчаса общения — после второй чашки чая или на веранде, где можно было видеть тощие тени, отбрасываемые тополями строго на запад — она обычно рассказывала истории о своих предполагаемых предках. Я говорю - «предполагаемых», потому что мы никогда не могли поверить до конца, что у Гертруды вообще были предки.Идиотская это штука — генеалогия. Вот, к примеру, генеалогия тёти Гертуды, упрощенная, насколько это возможно.Её пра-пра-бабушка (1599-1642) была голландкой, вышедшей замуж за беженца-пуританина и отплывшей из Лейдона в Плимут на корабле Анна в лето Господне 1632. У паломницы родилась дочь, прабабушка Гертруды (1640-1718). В начале прошлого столетия она переехала в Массачусетс, где и была похищена индейцами во время войн с пенобскотами. Её дочь (1680-1776) жила ради того, чтобы увидеть колонии освобождёнными и независимыми, и пополнила население грядущей республики не менее чем девятнадцатью дюжими сынами и миловидными дочерьми. Одна из последних (1735-1802) вышла за шкипера из Вискассета, с которым уплыла — он работал на Вест-Индийскую компанию. Дважды они терпели крушение — один раз там, где теперь остров Сегуин, а второй раз -  на Сан-Сальвадоре. Как раз на Сан-Сальвадоре и родилась тётя Гертруда.Мы донельзя уставали, выслушивая фамильную историю. Вероятно, скептически нас настраивали бесконечное повторение и безжалостное упрямство, с которым все упомянутые даты вдалбливались в наши уши с малых лет. Как я уже говорил, мы мало верили в существование предков Гертруды. Их реальность не внушала доверия. Между собой мы считали, что пра-бабушки, пра-пра-бабушки и иже с ними — чистый вымысел, и что тётя Гертруда сама была главной участницей всех приписываемых им приключений, что она жила столетие за столетием, пока поколения сходили в могилу.В особняке на площадке первого лестничного пролёта темнели высокие голландские часы. Корпус их был не меньше восьми футов в высоту, выполнен из красного дерева (но не махагона) и причудливо инкрустирован серебром. То был не просто предмет мебели.Около века назад процветал в городе Брауншвейге часовых дел мастер по имени Кэри, опытный и трудолюбивый. Мало в каком обеспеченном доме на том побережье нельзя было найти его часы.Но часы тёти Гертруды уже отмеряли минуты за два столетия до того, как искусник из Брауншвейга появился на свет.Имя их создателя — Яна Липпердама — и дату — 1572 — всё ещё можно было прочесть. Широкие черные буквы и символы доходили до самого циферблата. Часы, сработанные Кэри,  выглядели современно и тикали как-то плебейски по сравнению с эти древним аристократом.Весёлая голландская Луна, созданная отображать смену фаз на фоне ветряных мельниц, глядела с хитринкой. Наверху искусная рука вывела зловещий орнамент: череп, прикованный обостроюдным мечом. Маятника в часах не было — как и во всех часах шестнадцатого века. Спуском гирь управлял простой регулятор Ван Вюка.Но эти гири никогда не двигались. Год за годом мы с Гарри, возвращаясь в Мэн, видели на старинных часах четверть третьего — столько же стрелки показывали, когда мы впервые увидели их. Широкая Луна застыла навечно в третьей четверти — такая же безжизненная, как череп над ней. В остановившемся движении и парализованных стрелках чувствовалась загадка.Тётя Гертруда сказала нам, что часы перестали работать, когда в них попала молния. Она показала нам черную дыру сверху в корпусе; от дыры вниз шла длинная трещина.Это объяснение не удовлетворило нас.Оно не сочеталось с туманными отказами тёти Гертруды в ответ на наше предложение позвать часовщика из соседней деревни, и с её волнением, когда она застала Гарри стоящим на стремянке перед часами — зажав в руке «одолженный» ключ, он  как раз собирался  лично проинспектировать замершую в часовом механизме жизнь.Одной августовской ночью я был разбужен шумом в холле. Я потряс кузена за плечо. «Кто-то в доме», - прошептал я; мы были уже не маленькие.Мы прокрались из комнаты к лестнице. Внизу виднелись тусклые отблески. Мы затаили дыхание и бесшумно спустились на второй этаж. Гарри вцепился в мою руку. Он указал вниз, за перила, одновременно оттаскивая меня в тень.Мы увидели странную сцену.Тётя Гертруда стояла на стуле перед старинными часами. В своей белой ночной рубашке и белом же чепчике она была похожа на привидение или покрытый снегом тополь.Случайно под нашими ногами скрипнула половица. Гертруда резко обернулась. Она пристально всматривалась во тьму, высоко подняв свечу в нашу сторону, отчего её бледное лицо оказалось полностью освещёным. Тётя Гертруда выглядела гораздо старше, чем совсем недавно, когда я желал ей спокойной ночи. Несколько минут она простояла без движения, если не считать того, как дрожала державшая свечу рука. Затем, успокоившись, Гертруда поставила свечу на какой-то выступ и снова вернулась к часам.Теперь мы видели, как пожилая леди достала из-за циферблата ключ и принялась заводить пружины. Нам было слышно её сбивчивое дыхание. Она положила руку на корпус часов и приблизила лицо к циферблату, словно желая изучить его как можно тщательнее. В этой позе тётя Гертруда оставалась долго. Наконец, она издала вздох, полный облегчения, и обернулась в нашу сторону. Я никогда не забуду выражение дикой радости, исказившее её черты в ту минуту.Стрелки на часах двигались -  двигались назад.Тётя Гертруда обхватила обеими руками часы и прижалась к ним иссохшей щекой. Она целовала часы снова и снова. Она ласкала их сотней способов, как живого возлюбленного. Она поглаживала часы и разговаривала с ними — слова мы слышали, но разобрать не могли. Стрелки по-прежнему шли назад.Затем тётя Гертруда, вскрикнув, отшатнулась: часы остановились. Мы видели, как её тощее тело раскачивалось мгновение на стуле, грозя вот-вот упасть. Гертруда простёрла руки в жесте, исполненном ужаса и отчаяния, перевела стрелки обратно на четверть третьего и тяжело рухнула на пол.

II

Тётя Гертруда завещала мне свой счет в банке, недвижимость и облигации железнодорожной компании, а Гарри оставила часы. В то время мы сочли делёж несправедливым. Ситуация была тем удивительнее, что мой кузен всегда был любимчиком тёти Гертруды. Скорее в шутку мы изучили старинные часы — простучали корпус на предмет потайных ящичков и проделали нехитрую операцию с использованием вязальных спиц, чтобы проверить, не припрятала ли наша эксцентричная родственница дополнение к завещанию или какой-нибудь другой документ, который изменил бы положение дел. Но мы не нашли ничего.По завещанию нам предоставлялись средства на обучение в Лейдонском университете. Мы оставили военное училище, в котором узнали немного о теории войны, а также изучили преполезнейшее искусство стояния на голове, и без промедления сели на корабль. Часы мы взяли с собой. Скоро они обрели своё место в углу комнаты на Брид-страат.Гениальное творение Яна Липпердама, оказавшись в родных местах, с прежней педантичностью продолжало показывать четверь третьего. Создатель часов покоился в земле вот уже три сотни лет; никакие усилия его счастливых преемников в Лейдене не могли заставить стрелки сдвинуться с места — ни вперёд, ни назад.Изученного по книгам голландского хватало нам на то, чтобы нас понимали горожане, профессора и сотен восемь собратьев-студентов, с которыми приходилось общаться. Этот язык только на первый взгляд выглядел сложным, а на деле оказался похож на разновидность английского. Стоит немного поломать над ним голову, и всё встаёт на место — совсем как те простенькие криптограммы, когда слова в предложении пишутся слитно и разделяются затем в случайных местах.Усвоив более-менее язык и привыкнув к новой обстановке, мы с грехом пополам приступили к регулярным занятиям. Гарри направил свои стремления в область социологии, особое внимание обращая на круглолицых и милых девушек Лейдена. Я занялся изучением высшей метафизики.Испытывали мы неутомимый интерес и к другим вещам. К нашему несказанному удивлению мы обнаружили, что на двадцать студентов и даже профессоров едва находился один, уделяющий хоть на грош внимания истории своего прославленного города или обстоятельствам, при которых  собственно университет был основан принцем Оранским. Среди общего безразличия выделялся энтузиазм профессора Ван Стоппа, моего проводника в туманных полях спекулятивной философии.Этот  иссушеный табаком старичок был убеждённым гегелианцем; его черты под сводом черепа странным образом напоминали мне черты тёти Гертруды. Будь он её родным братом, и то сходство не могло быть полнее. Однажды я сказал профессору об этом, когда мы  вдвоем  рассматривали в Стадфисе портрет героя блокады, бургомистра  Ван дер Верфа. Профессор рассмеялся. «Я покажу тебе ещё более удивительное совпадение», -  сказал он и, проведя меня через зал, подвел к огромной картине Ваннерса, изображающей осаду. Профессор указал на фигуру горожанина, участвовавшего в защите города. Он был прав. Ван Стопп вполне мог быть сыном того бюргера; бюргер мог бы оказаться отцом Гертруды.Похоже, профессору полюбилось общаться с нами. Мы часто приходили к нему в старый дом на  Рапенбург-страат — то  был один из немногих домов, переживших 1574 год.Профессор гулял с нами в чудесном пригороде Лейдена, где прямые дороги, обрамленные тополями, возвращали нас мысленно на побережье Шипскот-ривер. Он водил нас на полуразрушенную римскую башню, стоявшую в центре города. С тех самых укреплений, с которых три сотни лет назад глаза тревожно наблюдали за медленным приближением флота Бойсота через полузатопленные болота, профессор указывал на громадную плотину Ландшейдинга, которую разобрали, чтобы океан позволил флоту Бойсота поддержать осажденных и накормить голодающих. Он показал нам испанский штаб в Лейдердорпе и рассказал о том, как в ночь на первое октября небеса послали жесточайший северо-западный ветер, который согнал воду туда, где обычно было мелководье, и смёл флот, направив его прямо к стенам форта в Ламмене — последней опоре на пути осаждающих и последней преграде на пути помощи умирающим от голода  жителям. Затем профессор показал нам, где в последнюю ночь перед отступлением осаждающих войск в крепостной стене Лейдена, возле Коровьих ворот, валлонами из Ламмена была пробита огромная брешь.«Ну и ну!», - воскликнул Гарри, не оставшись равнодушным к красноречивому рассказу профессора. - «Это был решающий момент осады».Профессор не ответил. Он стоял, скрестив руки, и смотрел моему кузену в глаза.«Потому что», - продолжил Гарри, - «не заметь кто бреши, не удайся её защита, займи какой-нибудь ночной ассасин из Ламмена эту позицию — и город был бы сожжен, а люди перебиты прямо под носом у освободительного флота Бойсота. Кто защищал брешь?»Ван Стопп отвечал медленно, взвешивая каждое слово.«История сообщает лишь о том, что в последнюю ночь осады под городской стеной произошел сильный взрыв; о том, как брешь защищали, история умалчивает; неизвестным осталось и имя защитника. И всё же ни один живущий ныне человек не нёс такую колоссальную ответственность, какую судьба возложила на плечи неизвестного героя. Случайно ли вышел он навстречу неожиданной опасности? Если бы он проиграл, последствия были бы ужасны. Падение Лейдена уничтожило бы последнюю надежду принца Оранского на освобождение страны. Вернулась бы тирания Филиппа. Зарождение религиозной свободы и демократии отложилось бы на бог весть сколько веков. Как знать, не были бы Соединённые Штаты Америки — Соединёнными Нидерландами? Наш институт, давший миру Гроция, Скалигера, Арминия, Декарта, был основан благодаря удаче этого неизвестного храбреца. Мы обязаны ему своим настоящим. Нет, не просто настоящим — мы все обязаны ему самим существованием. Ваши предки тоже из Лейдена; тот человек стоял на стене, разделяющей их жизни и жизни мясников по ту сторону».Сухонький профессор вырос в наших глазах, исполненный патриотизма и энтузиазма. Я заметил, как у Гарри заблестели глаза и покраснели щёки.«Идите-ка домой, мальчики», - произнес Ван Стопп, - «и благодарите небеса, что, пока все бюргеры смотрели в сторону Зютервауде, ожидая флот, нашлись на городской стене возле Коровьих ворот два бдительных глаза и одно отважное сердце!».

III

В окна хлестал осенний дождь — это была уже третья осень, которую мы встречали в Лейдене — когда однажды вечером профессор Ван Стопп почтил своим присутствием нашу комнату на Брид-страат. Я ещё никогда не видел пожилого джентльмена в таком состоянии. Он говорил без умолку. Городские сплетни, новости из Европы, наука, литература, философия были отмечены им по порядку и не без юмора. Я попытался перевести разговор на Гегеля, с чьей главой о взаимодействии комплексов я сражался.«Не можешь понять, как придти к абсолютному духу через субъективный? Ничего, ещё поймёшь», - произнес Ван Стопп с улыбкой.Гарри молчал, погрузившись в размышления. Его неразговорчивость в конце концов начала влиять даже на профессора. Разговор утих, несколько минут мы просто сидели, не говоря ни слова. Внезапно сверкнула молния, за которой последовал отдалённый раскат.«Ваши часы стоят», - внезапно заметил профессор. - «Они когда-нибудь шли?»«Не на моей памяти», - ответил я. - «Только один раз, да и тогда они шли назад. Это случилось, когда тётя Гертруда...»Гарри бросил предупреждающий взгляд. Я запнулся и, рассмеявшись, пробормотал: «Часы старые. Их не починишь».«Только назад?» - мягко переспросил профессор, не обратив внимания на мою реакцию. - «Что ж, почему бы часам не идти назад? Почему бы Времени не повернуть и не повторить свой путь?».Он ждал ответа. У меня его не было. «Я думал, ты достаточно проникся Гегелем, чтобы признать — всякое условие содержит опровержение себя самого... Время — условие, не сущность. С точки зрения Абсолюта последовательность будущего за прошлым или прошлого за будущим  произвольна. Вчера, сегодня, завтра; нет причин, по которым этот порядок не мог бы выглядеть как завтра, сегодня, вчера».Ещё один раскат, совсем близкий, прервал размышления Ван Стоппа.«Сутки создаются из-за того, что Земля вращается вокруг своей оси с запада на восток. Не сомневаюсь, что ты можешь представить условия, при которых она вращалась бы с востока на запад, разворачивая один за другим завитки прошедших лет. Неужели сложнее представить разворачивающееся Время, отлив вместо прилива; когда прошлое распускается, словно цветок, а будущее отступает; века делают поворот в сто восемьдесят градусов; события маршируют навстречу Началу, а не Концу?»«Но мы знаем», - возразил я, - «что, пока мы связаны с...»«Мы знаем!» - с презрением  воскликнул Ван Стопп. - «Твоё сознание лишено крыльев. Ты следуешь по пути, проторенному Контом, вместе с остальными гнусными слизнями, которых он ведёт за собой. Ты говоришь с полной уверенностью в своем положении во Вселенной. И при этом каждый вечер ты отправляешься в постель и видишь сны о мужчинах, женщинах, детях, созданиях из прошлого и будущего. Откуда ты знаешь, что в этот самый момент ты, погрязший в тщеславии девятнадцатого века, не являешься всего лишь обитателем сновидения, скажем, философа из шестнадцатого века? Откуда ты знаешь, что не живешь в сновидении о прошлом, что снится какому-нибудь гегелианцу двадцать шестого века? Откуда ты знаешь, мальчик, что не исчезнешь, когда в шестнадцатом веке или в 2060 году очнется сновидец?»Ответа на этот вопрос не было — мы явно забрели в область метафизики. Гарри зевнул. Я встал и подошел к окну. Профессор приблизился к часам.«Ах, дети», - молвил Ван Стопп. - «Последовательность событий, происходящих с людьми, нигде не записана. Прошлое, настоящее и будущее переплетены все вместе в единый ком. Кто посмеет сказать, что эти часы не вправе  идти назад?».Дом содрогнулся от грома; гроза была прямо над нами.Вспышка молнии ослепила нас на мгновение; когда оно прошло, мы увидели профессора, стоявшего перед высокими часами на стуле. Он как никогда напоминал Гертруду. Он стоял так же, как стояла она, заводя часы.Нас с Гарри посетила одна и та же мысль.«Стойте!» - закричали мы. - «Вы можете погибнуть, если..»Желтоватое лицо профессора сияло тем же странным энтузиазмом, который мы видели на лице тёти Гертруды.«Верно», - сказал он. - «Я могу погибнуть; но могу и проснуться. Прошлое, настоящее, будущее — всё переплетено друг с другом, и перемещаться можно туда и сюда, вперед и назад».Он завёл часы. Стрелки с невообразимой скоростью завертелись справа налево. Казалось, мы и сами кружились в их вихре. Бесконечность умещалась в минуту, а человеческие жизни пролетали каждую секунду. Ван Стопп, раскинув руки, кружился вместе со стулом. Дом вновь встряхнуло. В тот же миг огненный шар пролетел над нашими головами, оставляя за собой волну едкого дыма и наполняя комнату ослепляющим светом, и врезался в часы. Ван Стопп лежал ничком. Стрелки остановились.

IV

Гром рокотал, словно мощная канонада. Вспышки молний напоминали отблески большого пожара. Зажав руками уши, мы с Гарри выскочили в ночь. Под рдеющим небом люди спешили к Стадфису.  Отблески со стороны римской башни говорили о том, что сердце города охвачено пламенем. Лица прохожих были изможденными и худыми. Отовсюду слышались разрозненные жалобы и стенания. «Конина — десять шиллингов за фунт», - произнёс кто-то. - «А хлеб — шестнадцать». «Хлеб!» - резко ответила ему старуха. - «Я восемь недель не видела ни крошки». «Моя маленькая внучка, хромоножка, отошла вчера». «Представляешь, что Гекки Бетжи, прачка, учудила? Ей так хотелось есть, что, когда умер её ребёнок, они с мужем...»Оглушающий пушечный выстрел прервал откровение. Мы двигались к башне, проходя мимо солдат и бюргеров, чьи лица зловеще скрывались под широкими полями шляп.«Хлеба хватает у тех, у кого есть порох, да только его не дождёшься, как и милосердия. Валдез застрелил ещё нескольких амнистированных сегодня утром».Взволнованная толпа мгновенно окружила говорящего. «Как же флот?!» - кричали вокруг.«Флот вот-вот сядет на мель в болотах Гринвея. Бойсот может сколько угодно ждать у моря погоды, пока голод и чума не унесут наших детей и нас самих, а флот тем временем не продвинется ни на волос. Смерть от болезней, смерть от голода, смерть от огня и пуль — вот что предлагает нам бургомистр в обмен на славу для себя и королевство для принца Оранского».«Он просит нас», - ответил здоровый горожанин, - «только продержаться ещё двадцать четыре часа и молиться, чтобы ветер подул в нужную сторону».«Ну разумеется!», - усмехнулся первый оратор. - «Молиться. А в подвалах Питера Адриаансзуна ван Верфа заперто немало хлеба. Уверяю вас,  ему с набитым животом куда проще противостоять Всекатоличнейшему Королю».Девушка с заплетенными в косу волосами соломенного цвета пробралась сквозь толпу и встала перед мятежником.«Добрые люди», - произнесла дева, - «не слушайте его. Он предатель с сердцем испанца. Я — дочь Питера; хлеба у нас нет. Мы ели солодовые лепешки и рапс, как и все, пока они не закончились. Тогда мы нарвали с ив и лип зеленых листьев и ели их. Мы ели даже чертополох и сорняки, которые могли найти между камней у канала. Предатель лжет».И всё же мятежник сотрясал воздух не зря. Люди — теперь уже толпа — хлынули в сторону бургомистрова дома. Один хулиган, прокладывая себе путь, поднял на девушку руку. В мгновение ока мерзавец очутился под ногами своих же товарищей. Раскрасневшийся Гарри, тяжело дыша, стоял возле девушки и орал на хорошем английском вслед быстро расходящейся толпе. Не стесняясь, девушка обхватила Гарри за плечи и искренне поцеловала его в щёку.«Спасибо», - сказала она. - «Ты крепкий парень. А меня зовут Гертруйд ван дер Верф».Гарри пытался вспомнить нужные фразы из голландского лексикона, но девушка не собиралась дожидаться комплиментов. «Они угрожают моему отцу», - и она быстро повела нас по узким улочкам на треугольную площадь с церковью о двух шпилях. «Вот он!», - воскликнула Гертруйд. - «На ступенях святого Панкратия!».Послышался грохот. Неиствующий за церковью пожар, испанские и валлонские пушки за городской стеной не так свирепствовали, как эти доведенные до отчаяния люди, которые верили, что одно слово из уст их вождя может открыть полные хлеба подвалы.«Сдавайся королю!», - кричали они. - «Иначе мы пошлём твой труп в Ламмен, а Лейден покорится испанцам».Высокий человек — по крайней мере на полголовы выше окруживших его бюргеров — и такой смуглый, что нам не верилось в его кровное родство с Гертруйд, молча выслушал угрозы. Когда бургомистр заговорил, толпа слушала его помимо своей воли.«Так вы об этом просите? Чтобы мы нарушили клятвы и сдали Лейден испанцам? Тогда мы сами назначим себе судьбу куда худшую, чем просто умереть от голода. Я должен сдержать обет! Убейте меня, если так жаждете. Я умру только однажды, от вашей ли руки, или вражеской, или господней. Мы будем голодать, если придется, и будем радоваться, потому что это лучше, чем потерять честь. Ваши угрозы меня не трогают; жизнь моя в ваших руках. Возьмите мой меч, вонзите мне в грудь, растерзайте между собой мои останки, пытаясь утолить голод. Пока я жив, город не сдастся».Волнующаяся толпа притихла. Затем вокруг нас опять послышалось бормотание. Над толпой колокольчиком прозвенел чистый голос девушки, чью руку Гарри по-прежнему держал — на мой взгляд, без всякой необходимости.«Бриз! Разве вы не чувствуете ветер с моря? Он пришел наконец. К башне! И первый, кто до неё доберется, увидит корабли с белыми парусами, полными лунного света».Несколько часов я впустую бродил по городу в поисках кузена и его спутницы — толпа, ломанувшись к римской башне, разделила нас. Всюду я видел свидетельства того кошмарного проклятья, что довело стойких горожан до пределов отчаяния.Человек с голодными глазами преследовал вдоль канала тощую крысу. Молодая мать с двумя бездыханными младенцами на руках сидела у двери, охраняя тела мужа и отца, только что убитых у стен города. Посреди одной из пустынных улиц лежали непогребенные тела, сваленные в кучу заметно выше моего роста. Здесь побывала чума — более милосердная, чем испанцы: она не давала пустых обещаний, делая своё дело.К утру ветер усилился до штормового. Никто в Лейдене не спал, не вёл разговоров о сдаче города, не думал о его защите. Все говорили об одном: «Днём появится флот!».Появился ли днём флот? История утверждает, что появился, но я тому не был свидетелем. Я знаю только, что на рассвете шторм перешел в грозу, и что в это время город содрогнулся от взрыва, похожего на тяжелый громовой раскат. Я был в толпе, высматривающей с римской башни первые признаки освободительного флота. Толчок стёр с лиц надежду. «Они подорвали стену!». Но где?Я пробрался вперёд к бургомистру.«Скорее», - зашептал я. - «Это рядом с Коровьими воротами, со стороны Бордовой башни». Он скользул по мне взглядом и зашагал прочь, даже не пытаясь успокоить толпу. Я шел за бургомистром, едва не наступая ему на пятки.Мы пробежали почти полмили, пока не добрались до нужного места. И вот что мы увидели у Коровьих ворот.Громадная брешь там, где была стена, выходила на болотистые луга; внизу, во рву — мешанина из смотрящих вверх лиц рвущихся к трещине подобно дьяволам людей, уже продвинувшихся на несколько футов, и теперь оттесняемых обратно; горстка солдат и горожан сбились в живую стену там, где рухнула кладка; несколько групп из женщин и девушек, носящих защитникам камни и греющих в котлах воду, смолу, масло и негашеную известь; некоторые вымазывали обручи дёгтем, поджигали их и кидали в ров на шеи испанцам; мой кузен Гарри командовал мужчинами; дочь бургомистра, Гертруйд, вдохновляла и наставляла женщин.Но больше всего меня заинтересовали неистовые действия маленькой фигуры в чёрном. Вооружившись здоровенным черпаком, энтузиаст поливал врагов расплавленным свинцом. Когда он повернулся к висящему над костром котлу, я смог разглядеть его лицо. Я вскрикнул от неожиданности: расплавленным свинцом заведовал профессор Ван Стопп.Бургомистр Ван дер Верф обернулся на мой вскрик. «Кто это?», - спросил я. - «Там, у котла?»«Это», - ответил бургомистр, - «брат моей жены, часовых дел мастер Ян Липпердам».Ситуация у стены разрешилась прежде, чем мы успели что-нибудь спланировать. Испанцы, захватив каменную стену, обнаружили, что стена живая не так податлива, как камень; они не смогли даже удержать позицию во рву и вскоре растворились во тьме. Я почувствовал острую боль в левой руке — должно быть, шальной осколок задел меня, пока я наблюдал за сражением.«Кто это сделал?» - требовательно спросил бургомистр. - «Кто приглядывал за сегодняшним днём, пока мы так глупо вглядывались в завтрашний?»Гертруйд ван дер Верф вышла вперед, с гордостью ведя моего кузена. «Отец мой», - молвила девушка, - «этот человек спас мне жизнь».«Это много значит для меня», - ответил бургомистр, - «но это не все его заслуги. Он спас Лейден и всю Голландию».У меня закружилась голова. Лица вокруг теряли реальность. Почему мы оказались тут с этими людьми? Почему гром и молнии никак не прекратятся? Почему Ян Липпердам превращается в Ван Стоппа?«Гарри», - сказал я, - «давай вернемся в нашу комнату».Он тепло сжал мою руку, но второй рукой продолжал держаться за девушку и не сошел с места. На меня накатила тошнота, всё вокруг поплыло, и горожане исчезли из виду.

V

Три дня спустя я сидел с перевязанной рукой на своём обычном месте, слушая лекцию профессора Ван Стоппа. Место рядом со мной пустовало.«Мы часто слышим», - начал сухо и торопливо зачитывать из блокнота гегелианец, - «о влиянии шестнадцатого века на девятнадцатый. Но почему-то ни одному философу, насколько мне известно, не приходило в голову изучить влияние девятнадцатого века на шестнадцатый. Если причина вызывает следствие, не может ли следствие влиять на причину? Неужели причинность, в отличие от всех остальных законов Вселенной, работает лишь в одном направлении? Верно ли, что потомок всем, что имеет, обязан своим предкам, а предки ничего не должны потомкам? Может ли судьба ради своих целей переносить нас в далёкое будущее и никогда не возвращать в прошлое?».Я вернулся в свою комнату на Брид-страат, где единственную компанию мне составляли молчащие часы.

m-shcheglova.livejournal.com

Читать онлайн книгу Спектроскоп души

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Назад к карточке книги

Эдвард МитчеллСпектроскоп души

Павел АмнуэльЧеловек, придумавший машину времени

Каждый год, собравшись на свой Всемирный Конвент (Worldcon), любители фантастики присуждают премию «Хьюго» лучшим фантастическим произведениям, опубликованным на английском языке. Эта самая почетная награда для писателя-фантаста названа в честь Хьюго Гернсбека, который считается отцом-основателем американской фантастической литературы. Похоже, история сыграла свою очередную не очень веселую шутку – если бы не странная забывчивость современников, отцом-основателем американской (я бы сказал больше – всей англоязычной) научной фантастики следовало бы назвать не Гернсбека, чьи заслуги, конечно, неоспоримы, а Эдварда Пейджа Митчелла.

Как по-вашему, кто написал первое научно-фантастическое произведение о невидимом человеке? «Конечно, Герберт Уэллс» – скажете вы. Роман «Человек-невидимка» вышел из печати в 1895 году. И о механизме, с помощью которого можно путешествовать во времени, первым писал тоже Уэллс? И анабиоз впервые в фантастике описал Уэллс в романе «Когда спящий проснется»?

Нет, нет и нет. Обо всем этом и еще о многом другом, первым писал американский журналист и редактор Эдвард Митчелл. Фантаст, творчество которого было заново открыто через 46 лет после его смерти. В России Митчелла-фантаста не знают и сейчас: ни одно из его тридцати научно-фантастических произведений до самого недавнего времени не было переведено на русский язык.

* * *

Эдвард Пейдж Митчелл родился в 1852 году в небольшом городке Бат, в штате Мэн. Нельзя сказать, что жизнь его оказалась богата событиями. Пожалуй, самым серьезным впечатлением юности были уличные беспорядки в Нью-Йорке в 1863 году, свидетелем которых оказался Эдвард. Бунт рабочих, стрельба по безоружным людям, кровь на улицах… В то время семья Митчеллов жила в Нью-Йорке третий год, переехав из Бата, потому что в городе Большого яблока у отца Эдварда была хорошо оплачиваемая работа. Митчеллы жили на Пятой авеню, напротив здания Национальной библиотеки. Журналистом Эдвард, можно сказать, стал очень рано – первый его материал был опубликован в газете его родного города Бат, когда мальчику было 14 лет. Письмо читателя, всего-навсего.

Однажды, когда Митчеллу было 20 лет, он возвращался домой, в Бат, из Боудоин-колледжа, где учился. Окно в вагоне было раскрыто, и горячая зола из трубы паровоза попала юноше в левый глаз. Глаз перестал видеть. Несколько недель врачи пытались спасти зрение, но случилось худшее. Правый, здоровый глаз Эдварда подвергся так называемой симпатической офтальмии1   Самый тяжелый осложненный процесс. Это вялотекущее негнойное воспаление, развивающееся в здоровом глазу при проникающем ранении парного глаза.

[Закрыть], и Митчелл ослеп на оба глаза. Можно представить страдания молодого человека, мечтавшего посвятить жизнь журналистике. Врачам удалось, наконец, вернуть зрение левому, пораженному золой, глазу. А вот правый глаз спасти не удалось. Впоследствии его извлекли и вместо него поставили стеклянный протез.

Приходя в себя после многочисленных и безуспешных операций, Митчелл задумал и написал небольшую фантастическую повесть «Тахипомпа» («Tachypomp»), которая была опубликована в апрельском номере журнала Scribner's Monthly в 1874 году. Спустя век эта повесть стала самым известным произведением Митчелла.

1874 год вообще был для Митчелла счастливым. Он опубликовал первую повесть, женился на Энни Сьюэлл Уэлч и начал карьеру журналиста – сначала в бостонской газете Daily Advertiser, а затем, в том же году – в популярной (долгое время – самой читаемой в Соединенных Штатах) нью-йоркской газете The Sun. С The Sun оказалась связана вся дальнейшая карьера Митчелла, но в его судьбе, как фантаста, сыграл свою важную роль тогдашний редактор Daily Advertiser Эдвард Эверетт Хейл (1822-1909). Прекрасный журналист, он в 1869 году опубликовал фантастический роман The Brick Moon («Кирпичная луна»). Как в то время было принято, роман публиковался из номера в номер в газете The Atlantic Monthly. Точно так же, из номера в номер, публиковал в те годы свои «романы о путешествиях» Жюль Верн, и, несомненно, «Кирпичная луна» написана не без влияния верновского «Пятьсот миллионов бегумы». Герои Хейла «слепили» из кирпичей сферу размером 200 футов (80 метров!), предназначавшуюся для целей навигации, и забросили ее на орбиту вокруг Земли с помощью огромной пушки. Во время запуска внутри сферы случайно оказались люди – они и стали первыми астронавтами. Фактически Хейл описал жизнь на борту космической станции – «кирпичная луна» стали предтечей «Салютов», «Мира» и МКС.

Молодой журналист был вдохновлен успехом «Кирпичной луны», и беседы с Хейлом надоумили Митчелла самому придумывать новые фантастические идеи. Редактор Daily Advertiser был человеком неординарным, его девизом был: «Смотрите вверх, а не вниз, смотрите вперед, а не назад, смотрите вокруг, а не внутрь, и протяните руку!».

«Я всего лишь один, но я – единственный, – говорил Хейл. – Я не могу сделать все, но я могу делать что-то. И я не позволю мешать мне делать то, что я могу сделать».

Митчелл воспринял эти слова, как руководство к действию.

Опубликовав первую повесть, Митчелл начал писать для нью-йоркской The Sun и поселился с Энни в небольшой квартире на Мэдисон-авеню. Когда один за другим у Митчеллов родились двое замечательных сыновей, возникла необходимость переехать в более просторную квартиру. Снять и, тем более, купить просторное жилье в Нью-Йорке было дорого, и семья переехала в Глен Ридж, штат Нью-Джерси. Это недалеко от Нью-Йорка, всего двадцать миль, можно было работать в городе, а жить на природе – в то время Блумфилд был скорее небольшим поселком, и Митчелл приложил немало усилий к тому, чтобы привлечь сюда новых жителей. Там у Эдварда и Энни родились еще двое сыновей.

Редакторами The Sun в те годы были Чарлз Дана и Джон Богарт, прославивший себя слоганом: «Если собака кусает человека, это не новость, потому что это часто происходит. Если человек кусает собаку – это новость!». В 1897 году Дана отошел от дел (Богарт перестал редактировать газету в 1886), и главным редактором самой читаемой американской газеты стал Митчелл, пробывший на этом посту 29 лет и покинувший его за год до смерти.

Вот еще любопытный факт из биографии Митчелла: до 1892 года одним из его коллег был Гаррет Сервис, работавший в The Sun ночным редактором. Тот самый Сервис, который написал пять фантастических романов, один из которых, Edison's Conquest of Mars, опубликованный в 1898 году, стал первой в истории фантастики «космической оперой». В то время такого термина, конечно, не существовало, но чем же, как не космической оперой, был роман, описывавший грандиозные битвы в космосе сразу между несколькими цивилизациями: жителями Марса, Луны, Цереры и, конечно, Земли? Некоторые исследователи фантастики называют роман Сервиса «фанфиком» на тему вышедшей всего несколькими месяцами раньше «Войны миров» Герберта Уэллса, но на самом деле это совершенно разные по духу, стилю, не говоря уж о содержании, произведения. Объединяет их разве что одно: в обоих романах авторы выдвигают новые для своего времени научно-фантастические идеи. Уэллс прозорливо писал о тепловых лучах, о смертельном влиянии земных микроорганизмов на инопланетную жизнь, а Сервис не менее прозорливо описывал (первым в фантастике!) опыты инопланетян над людьми, космические скафандры, кислородные таблетки, минирование астероидов. И кстати, о том, что египетские пирамиды построили инопланетяне, тоже первым написал Сервис в этом так и не переведенном на русский язык романе…

В 1912 году, после смерти Энни, Митчелл женился на Аде Барроуз, и от этого брака родился пятый сын.

Скончался Митчелл в 1927 году, в возрасте 75 лет, от сердечного приступа и был похоронен в своем любимом Глен Ридже. И если при жизни Митчелл был известным редактором, пользовался уважением и имел возможность заняться политической деятельностью (он отказывался – ему это было не интересно), то после смерти о нем на долгое время забыли. И лишь в 1973 году известный американский историк фантастики Сэм Московиц, составитель множества антологий, «раскопал» старые газетные залежи и выпустил сборник рассказов Митчелла, куда вошли все тридцать его фантастических сочинений. А еще 18 лет спустя был снят телевизионный сериал «Да, Вирджиния, это Санта Клаус», где роль Митчелла исполнил актер Эд Аснер. Правда, это была не фантастика – экранизировали ставшую широко известной редакционную статью «Это Санта Клаус?», опубликованную в The Sun, когда Митчелл был редактором…

* * *

Менее, чем за 12 лет (с декабря 1874 по январь 1886), Митчелл опубликовал в газете The Sun 29 небольших научно-фантастических рассказов. Вместе с «Тахипомпой» эти 30 произведений и составили «полное собрание сочинений» Эдварда Митчелла-фантаста. Немного. Однако новых научно-фантастических идей в этих коротких рассказах оказалось столько, что почти сто лет спустя Сэм Московиц назвал Митчелла «потерянным гигантом американской научной фантастики».

В The Sun не было, конечно, «странички фантастики». Фантастические рассказы Митчелла публиковались на тех же страницах и набирались тем же шрифтом, что обычные газетные материалы, и читатель волен был принимать публикации за реальные истории. Уже первый рассказ Митчелла, опубликованный в The Sun в декабре 1874 года, «Назад от Борна» («Back from that Bourne»), был выдан автором за описание реального события – рассказ недавно умершего жителя штата Мэн, вернувшегося в виде призрака и поведавшего журналисту свою печальную историю.

Чтобы все-таки дать понять вдумчивому читателю, что рассказы – фантастические, Митчелл часто следовал методу Эдгара По, творчество которого безмерно ценил, и награждал своих персонажей ироническими, явно придуманными, именами. Таков, например, профессор Думкопф из рассказов «Спектроскоп души» и «Человек без тела».

Призраками и прочими сверхъестественными и паранормальными явлениями Митчелл интересовался всю жизнь. Многие из его журналистских, а вовсе не фантастических, работ были по сути дела расследованиями предполагаемых явлений призраков, которым Митчелл всегда находил рациональное, естественное объяснение. Будучи уже редактором газеты, Митчелл взял интервью у самой Елены Блаватской. Более того, они подружились, что не мешало, однако, Митчеллу считать Блаватскую мошенницей и разоблачать ее манипуляции в своих журналистских материалах.

* * *

Первым фантастическим произведением Митчелла стала «Тахипомпа» (1874), герой которой изобрел машину (тахипомпу), позволявшую персонажам передвигаться со сверхсветовой скоростью. Впервые в фантастике.

Год спустя на страницах Сан появился рассказ «Спектроскоп души», герой которого, профессор Думкопф, изобрел прибор, с помощью которого можно было понять, что творится в душе человека. И тому было дано рациональное материалистическое объяснение – на уровне науки того времени, естественно:

«Профессор твердо убежден, что современная наука практически свела на нет грань, отделяющую материальное от нематериального. Правда, он признает, что потребуется еще какое-то время, прежде чем любой человек сможет ткнуть пальцем и уверенно заявить: “Здесь начинается дух. А здесь кончается материя”. Вероятно, будет установлено, что граница между духом и материей является такой же воображаемой, как экватор, который делит Земной шар на северное и южное полушария. Вероятно, будет установлено, что дух фактически так же объективен, как и материя, а материя так же субъективна, как и дух. Вероятно, не существует материи без духа. Вероятно, не существует духа без материи»…

«Он также уверен, что движение – это материя, дух – это материя, закон – это материя и что даже абстрактные отношения математических абстракций являются чисто материальными».

Второй рассказ о профессоре Думкопфе был опубликован в 1877 году и назывался «Человек без тела». Митчелл придумал способ телепортации, который через семь десятилетий был заново изобретен фантастами – советский фантаст Георгий Гуревич писал об этом в статье «Все, что из атомов», а Станислав Лем – в «Путешествиях профессора Тарантоги». А вот как этот способ был описан Митчеллом (точнее, его персонажем – профессором Думкопфом):

«– Послушайте, – произнес он. – В ходе экспериментов с телефоном я убедился, что тот же принцип годится для передачи самых разных вещей. Материя состоит из молекул, а молекулы, в свою очередь, из атомов. Атом, как вам известно, это единица всего сущего. Молекулы различаются между собой в зависимости от количества и расположения атомов, их составляющих. С помощью химической реакции мы можем разъединить атомы и перегруппировать их, создав молекулу другого вида. Такое расщепление молекулы можно произвести не только с помощью химических реактивов, но и путем воздействия на молекулы достаточно сильным электрическим током. Вы успеваете следить за моей мыслью?

– Вполне.

– Тогда я продолжаю. Когда я размышлял над этим феноменом, меня осенила великая идея. Нет причин, почему материю нельзя телеграфировать, или, если выражаться этимологически точно, перекачивать по телеграфу. То есть фактически телепомпировать. Для этого необходимо всего лишь на одном конце линии расщепить молекулы на атомы и с помощью электричества передать колебания, возникшие при разложении, к другому полюсу, где производится соответствующее воссоздание переданной материи из совершенно других атомов. Поскольку атомы одних и тех же элементов одинаковы, их можно соединить в молекулы в том же порядке, а затем восстановить такие же молекулы, как и у оригинальной материи. Таким путем мы практически получим репродукцию оригинала. По сути, это будет материализация… Но не в спиритическом смысле, а по законам строгой науки».

Думкопф поставил опыт на себе, но все получилось не так, как было задумано, и в пункте приема удалось «воссоздать» лишь голову профессора…

Знакомо? Ну, конечно: «Голова профессора Доуэля» Александра Беляева (1925 год). Помните, как впечатляюще описал Беляев мучения головы Доуэля, когда на нее села муха? Критики писали, что фантасту удалось так реалистически передать ощущения Доуэля, потому что сам автор был в то время прикован к постели и не мог двигаться. Но мухи, оказывается, докучали в свое время и другой голове: голове профессора Думкопфа:

«Я даже не могу отмахнуться от мух, которые, Бог знает как, сумели забраться сюда летом. Я не могу щелкнуть по носу ту индейскую мумию, которая скалится вон там, как чертик из табакерки. Я не способен почесать голову и даже благопристойно прочистить себе нос, когда меня из-за этих постоянных сквозняков мучает насморк»...

В 1897 году был опубликован роман Герберта Уэллса «Человек-невидимка», и долгое время любители и знатоки фантастики были уверены, что именно этот роман стал первооткрывателем темы. Однако почитаем рассказ Митчелла «Прозрачный человек» (1881 год – на 16 лет раньше Уэллса!). Вот как описывает герой рассказа способ превращения в невидимку:

«Поскольку цвет органических тканей, образующих плоть, зависит от присутствия определенных непосредственных компонентов, в состав которых обязательно в качестве элемента входит железо, следовательно, цветовой тон может варьироваться в соответствии с вполне определенными химико-физиологическими изменениями. Поступление с кровяными шариками гематина придает всем тканям красноватый оттенок. Количество меланина, окрашивающего сосудистую и радужную оболочки глаза, а также волосы, может быть увеличено или сокращено в соответствии с законами, которые недавно сформулировал Шардт из Базеля. При повышенном содержании меланина в эпидерме мы получаем негра, при его отсутствии – альбиноса. Гематин и меланин вместе с зеленовато-желтым биливердином и красновато-желтым уробилином окрашивают органические ткани, которые при отсутствии этих пигментов являются почти или полностью прозрачными…»

«Первоначально мы старались изменить состав и количество пигментных веществ в организме. К примеру, увеличивая пропорцию меланина, поступающего с пищей в кровь, мы превращали светлокожего человека в смуглого, а смуглого в чернокожего, как африканец… Обычно эксперименты проводились на мне. За это время я побывал бронзовым, фиолетовым, малиновым и ярко-желтым. Только за одну победную неделю я испытал на своей персоне все цвета радуги»…

«До этого он старался усилить или изменить пигментацию тканей. Теперь же он начал серию экспериментов для изучения возможности полного удаления пигментов из организма путем абсорбирования, экссудации, а также применения хлоридов и других химических реактивов, воздействующих на органическую материю»...

«Под воздействием отбеливающих и очистительных препаратов, которые использовал профессор, я сперва побледнел, потом побелел и, наконец, стал бесцветным альбиносом, но никаких болезненных ощущений не испытывал. Мои волосы и борода теперь походили на стекловолокно, а кожа на мрамор. Профессор остался доволен полученными результатами и, вернув мне обычный вид, на время приостановил опыты.

В следующей серии экспериментов он подвергал ткани моего тела более сильному воздействию химических реактивов. Я становился уже не столько обесцвеченным, сколько почти прозрачным, как фарфоровая статуэтка... Через два месяца моя прозрачность усилилась. Вы видели плавающую в море медузу? Она почти незаметна для глаза. Так вот, я стал в воздушной среде таким же, как медуза в воде. Почти совершенно прозрачным».

Так, шаг за шагом, профессор Фреликер из Фрейбурга превратил своего ассистента в человека-невидимку. А как же одежда? Об этом профессор (правильнее сказать – Митчелл) тоже позаботился:

«Даже привыкшему к моему виду профессору зрелище разгуливающей по лаборатории одежды слишком действовало на нервы. Чтобы сохранить свое достоинство, ему пришлось применить свое изобретение и к мертвой органической материи, такой как шерсть моей верхней одежды, хлопок моей рубашки и кожа моей обуви. Так что я получил экипировку, которая служит мне и по сей день»…

Гриффин, герой романа Уэллса, придумал другой способ – изменить коэффициент преломления света в веществе, сделав его равным коэффициенту преломления света в воздухе. Литературные достоинства «Человека-невидимки» неоспоримы, но научно-фантастическая составляющая убедительнее у Митчелла. Интересно, читал ли Уэллс газету The Sun?

Может, и читал, потому что пути Митчелла и Уэллса пересеклись еще раз – а это уже труднее объяснить совпадением хода мысли. В том же 1881 году, когда был опубликован «Прозрачный человек», на страницах The Sun появился рассказ Митчелла «Часы, которые шли назад». 14 лет спустя Герберт Уэллс опубликовал «Машину времени», ставшую вехой в развитии фантастики. Но кто знает, что «изобрел» машину времени не Уэллс, а Митчелл?

Уэллс писал о времени, как о четвертом измерении. Вот, что писал Митчелл:

«С точки зрения Абсолюта последовательность будущего за прошлым или прошлого за будущим  произвольна. Вчера, сегодня, завтра; нет причин, по которым этот порядок не мог бы выглядеть как завтра, сегодня, вчера»…

«Если причина вызывает следствие, не может ли следствие влиять на причину? Неужели причинность, в отличие от всех остальных законов Вселенной, работает лишь в одном направлении? Обязан ли потомок всем, что имеет, своим предкам, а предки ничего не должны потомкам? Может ли судьба, вцепившись в наше существование, ради своих целей переносить нас в далёкое будущее и никогда не возвращать в прошлое?»

Машиной времени у Митчелла становятся удивительные часы, сконструированные в XVI веке голландским часовым мастером Яном Липпердамом и способные управлять временем, возвращая человека в прошлое, когда стрелки часов начинают двигаться в обратном направлении:

«Он завёл часы. Стрелки с невообразимой  быстротой вращались справа налево. Казалось, мы и сами кружились в их вихре. Бесконечность пролетала за минуту, а человеческая жизнь умещалась в секунду. Ван Стопп, раскинув руки, кружился вместе со стулом. Дом опять встряхнуло…»

Путешественник Во Времени Уэллса побывал в далеком будущем. Митчелл отправил своих героев в прошлое и тем самым ввел в фантастику проблематику, которую Уэллс обошел стороной.

Много лет фантасты писали и пишут о том, как «попаданцы» из будущего производят в прошлом некие действия, изменяя историю. Так вот: первым о такой возможности написал Митчелл в рассказе «Часы, которые шли назад». Он не только придумал «машину времени», но и известное историческое событие (осаду испанцами Лейдена в 1574 году и победу горожан) объяснил помощью, оказанной защитникам города путешественниками из XIX столетия.

В рассказе «Дочь сенатора» (1879) новых для научной фантастики идей столько, что хватило бы на большой роман, Митчелл же о них лишь упоминает, как о чем-то само собой разумеющемся. Автор избрал единственно верный стиль – ведь действие рассказа происходит в 1937 году, и то, что представлялось необыкновенным читателям в год написания рассказа, для персонажей «Дочери сенатора» было их обычной жизнью. К примеру, электрическое отопление в квартире:

«Мистер Уолсингем Браун переместил удобный стул поближе к блестящей платиновой сфере, стоявшей посреди комнаты на хрустальной подставке. Он нажал серебряную кнопку на основании, и металлический шар вспыхнул и начал разогреваться. В комнате повеяло приятным теплом.

– Ух ты, как хорошо, – заметил мистер Уолсингем Браун, протягивая обе руки к пышущему жаром термоэлектроду».

Или еще – телетайп, по которому герой рассказа мистер Уонли получает на дом выпуски всех американских газет:

«Он украдкой бросил взгляд в зеркало на свои колени и направился к стене, где из бесшумных роликов медленно выползала бесконечная лента покрытой печатным текстом бумаги  шириной около трех футов и ровными слоями ложилась в поставленную там плетеную корзину. Мистер Ванли склонил голову над бумажной лентой и начал внимательно читать».

И еще в рассказе упоминаются пищевые концентраты:

«Достопочтенный мистер Ванли достал из кармана жилетки маленькую золотую коробочку овальной формы. Он нажал кнопку, и крышка откинулась. Он протянул коробочку другу. В ней лежали серые пастилки размером не больше фасолины. Мистер Браун взял одну из них большим и указательным пальцами и отправил себе в рот.

– Таким образом, – заметил он, – я утолил свой голод».

И дальше:

«Теперь человечество перейдет к естественному использованию элементов, а старый бесчеловечный метод закончится, зло чревоугодия и сопутствующих пороков прекратится, жестокое убийство наших соотечественников-животных и братьев-овощей остановится навсегда – все это должно быть, и новое святое дело освящено губами, которые я люблю!»

Современные «зеленые» и радетели прав животных наверняка пришли бы в восторг от того, как решал проблему охраны окружающей среды Эдвард Митчелл в 1879 году:

«– Мы верим, что каждое животное рождается равным и свободным, – продолжал он. – Что любой, самый простенький полип или самый мелкий моллюск имеет такое же право, как ты или я, жить и наслаждаться своим счастьем. И в самом деле, разве мы все не братья? Разве мы не дети общей эволюции? Кто мы, человеческие существа, как не более успешные члены одной огромной семьи? Разве по уровню интеллекта сенатор Ньютон из Массачусетса опережает австралийского бушмена намного больше, чем бушмен или плоскоголовый индеец опережает быка, которого сенатор Ньютон распоряжается забить, чтобы обеспечить пищей свою семью? Разве у нас есть право отнять жизнь даже у самого ничтожного существа, порожденного эволюцией? Разве не является забой быка или цыпленка с точки зрения абсолютной справедливости убийством… нет, братоубийством?»

Но главная научно-фантастическая идея этого небольшого рассказа: анабиоз: «сознание, телесная деятельность, а также другие жизненно важные функции приостанавливаются с помощью процесса охлаждения». Термин «анабиоз» был предложен немецким ученым Вильгельмом Прейером в 1873 году, и Митчелл, видимо, был знаком с этими работами. Но Прейер писал об анабиозе в мире животных и растений, когда жизненные функции организма замедляются сами по себе в случае болезни или ухудшения условий существования. А искусственный анабиоз, да еще с помощью замораживания – открытие Митчелла, повторенное (точнее – заново открытое) много лет спустя Александром Беляевым в рассказе «Ни жизнь, ни смерть» (1926). С тех пор анабиоз в фантастике использовался очень часто – для того, например, чтобы «отправить» смертельно больных в будущее, где их смогут вылечить. Но никто, насколько я могу судить, не предлагал применять анабиоз так, как это сделал Митчелл: в виде наказания для преступников. Виноват? Получил срок 25 лет? Что ж, это время осужденный проведет в анабиозе…

И еще одно изобретение Митчелла, сделанное за четверть века до композитора Александра Скрябина: цветомузыка.

«Посреди зала прямо вверх на высоту сорока или даже пятидесяти футов устремлялся водяной столб, который ярко светился благодаря недавно открытому феномену гидроэлектричества, заливая помещение светом, в десятки раз более ярким, чем дневной, но, в то же время, таким же мягким и ласкающим, как лунный. Воздух словно бы пульсировал в такт музыке, так как каждый цветок в огромном своде отзывался на ноты, которые, пересекая Атлантику, долетали сюда из парижской консерватории, с вибрирующего кончика дирижерской палочки маэстро Ратиболиала».

И еще.

В рассказе «Самый способный человек на свете» (1879 год) Митчелл писал о думающем компьютере – симбиозе человека и машины, то есть, по сути, о киборге.

В рассказе «Старые кальмары и маленький спеллер» («Old Squids and Little Speller») речь идет о сверхмутанте.

Перенос сознания из одного мозга в другой и обмен сознаниями Митчелл описал в рассказах «Обмен душами» («Exchanging Their Souls», 1877) и «Эксперимент профессора Шванка» («The Professor's Experiment», 1880).

«Млечный Путь» знакомит русскоязычного читателя еще с девятнадцатью рассказами Митчелла. И это пока все, что переведено на русский язык из удивительного, впечатляющего и незаслуженно забытого творчества Эдварда Митчелла.

* * *

Митчелл написал 29 научно-фантастических рассказов и одну небольшую повесть, но подарил фантастике столько замечательных идей, сколько ни один автор до него. А после? Жюль Верн сделал 94 научно-фантастических открытия и изобретения, почти все из них сбылись. Но великий французский фантаст написал 65 романов. Концентрация научно-фантастических идей на единицу текста у Митчелла гораздо выше, чем у Жюля Верна и Хьюго Гернсбека, который считается «отцом-основателем» американской научной фантастики.

Может быть, в каком-то из миров в бесконечной Вселенной Эдвард Пейдж Митчелл не был забыт, и самая престижная премия по научной фантастике называется «Эдвард»?

Назад к карточке книги "Спектроскоп души"

itexts.net

Путешествия во времени | Хронотон

Часы, идущие назад

Первыми о путешествиях во времени заговорили писатели-фантасты. В 1881 году в нью-йоркском журнале «Сан» была опубликована новелла Эдварда Митчелла под названием «Часы, которые шли назад», в которой впервые поднималась тема хронопутешествий. Тогда эта новелла прошла совершенно незамеченной.

Впрочем, не такой уж большой отклик поначалу вызвала и «Машина времени» Уэллса, вышедшая в 1895 году. Может быть потому, что в ней описывались вещи поистине фантастические и достаточно серьезные. Самое интересное, что в этом рассказе фантаст высказывал научные предположения, позже подтвержденные физиками, в частности, некоторые положения теории относительности Эйнштейна, которая появилась только в 1905 году!

В XX веке тема путешествий во времени стала излюбленной для фантастов всего мира. Только кого-то больше привлекало будущее, а кого-то — прошлое. Кроме того, существовала значительная разница между западным и советским фантастическим будущим, что очень хорошо спародировали в своей книге «Понедельник начинается в субботу» братья Стругацкие.

Если на Западе будущее рисовали мрачным (ядерная зима или завоевание планеты роботами), то в СССР будущее могло быть только безоблачным и светлым. Правда, Стругацкие пародировали массовую и скучную литературу, в то время как книги лучших отечественных и зарубежных фантастов заставили биться в волнении ни одно сердце.

Здесь можно вспомнить и фантастические предположения  Роберта Хайнлайна о том, что Леонардо да Винчи был человеком, случайно попавшим в прошлое из XXI века, и удивительно добрый мир будущего, описанный Киром Булычевым.

Не навреди!

Естественно, фантасты задумывались и том, какие последствия возможны от вмешательства в прошлое или будущее. Писатели придерживаются двух точек зрения на эту проблему. Одни утверждают, что путешествия во времени практически не влияют на историю, разве что только при изменении действительно важных событий. А другие уверены, что не должно быть никаких путешествий в прошлое, так как это приведет к серьезным трагедиям.

Многие помнят рассказ Рэя Бредбери «И грянул гром», в котором рассказывалось о страшных последствиях, вызванных тем, что путешественник во времени случайно раздавил в прошлом всего лишь маленькую бабочку.

Наиболее гуманным с точки зрения невмешательства в историю выглядит способ, придуманный писателем-фантастом Эриком Беллом в рассказе «Перед рассветом». Люди в прошлое здесь не попадали, но видели его при помощи кинокамеры. Изобретатели скрыли свое детище и основали кинокомпанию, которая выпускала исторические фильмы (на самом деле являющиеся документальными). Кстати, ученым пришлось пережить немало горьких минут, потому что события и фигуры деятелей прошлого на самом деле оказались совсем не такими, как их представляли себе профессиональные историки, да и вообще все жители Земли, и поэтому фильмы изобретателей были подвергнуты очень жесткой критике…

Подобный метод действительно никак не нарушил бы равновесия в прошлом. Кир Булычев в своих книгах предлагал другой вариант — путешествия во времени должны строго контролироваться, совершать их разрешается только обученным и порядочным людям. Если даже они и вмешиваются в жизнь других веков, то незаметно и с пользой для будущих поколений — подменяют пустыми листами рукопись второго тома «Мертвых душ», спасают от огня сгоревшую Александрийскую библиотеку…

Квант времени

Но не только фантасты думали о путешествиях во времени. Физики и математики всерьез занимались проблемой темпоральных перемещений.

Математик Курт Гедель в 1949 выдвинул предположение, что во вселенной существуют замкнутые пути, по которым можно перейти в будущее, описать петлю и вернуться в настоящее.

В конце 80-х годов прошлого века физик Кип Торн предложил теорию, что между отдаленными объектами существуют своеобразные тоннели в пространстве-времени.

А самым последним исследованием в этой области является теория космических струн астрофизика Дж. Ричарда Гота, над которой он продолжает работать по сей день. Он утверждает, что согласно его расчетам, во Вселенной существуют некие особо прочные и тонкие невидимые струны, между которыми может создаться временной коридор, по которому можно попасть в прошлое! Ученые, которых всерьез интересует существование машины времени, бьются над тем, чтобы при помощи Теории относительности найти кванты времени – хронотоны. Они предполагают, что хронотоны имеют отрицательную массу и скорость и двигаются обратно потоку времени… Остается ждать появления гения 21 (или 22-23…?) века, который сможет найти квант времени…

Вперед в будущее

Пока ученые ведут исследования и проводят эксперименты, некоторые предприимчивые люди уже вовсю зарабатывают на путешествиях во времени. В американском мультсериале «Футурама» есть такой эпизод. Герой пробыл в анабиозе тысячу лет и оказался в четвертом тысячелетии — без друзей, знакомых и денег. Но выяснилось, что у него сохранился счет в банке. В наше время на счету лежала какая-то мелочь, но за тысячелетия наросли такие проценты, что герой стал миллиардером!

Вероятно, посмотрев этот мультфильм, несколько предприимчивых американцев основали компанию «Фонд путешествий во времени». Любой желающий может внести всего лишь 10 долларов на счет компании. Она выдает ему бланк путешественника во времени и кладет на счет клиента всего один доллар. Но через 500 лет на этом счету будет уже 39 миллиардов долларов! Предприниматели уверены, что к тому времени человечество уже изобретет машину времени, и представители фирмы из будущего приедут за вкладчиком, найдут его и заберут с собой — тратить капитал. Если же появление машины времени произойдет еще позже, то тем лучше — больше процентов накопится на счету.

Правда, предприниматели по-честному предупреждают, что не гарантируют, что все пойдет по плану, и машина времени вообще будет изобретена. Но зато те, кто рискнут, имеют шанс пожить в будущем в роли миллиардера! Остается только ждать, когда к человеку однажды примчится посланец из будущего на изобретенной к тому времени машине времени…

Люди из прошлого

А между тем время от времени общественность будоражат совершенно сенсационные сообщения о перемещениях во времени!  В конце XX  века в гонконгской газете «Вен Вен По» появилась заметка о загадочном мальчике по имени  Юн Ли Чен. В 1987 году на прием к психиатру доставили подростка, уверявшего, что он прибыл из прошлого. Мальчик говорил на древнекитайском языке, рассказывал подробности о жизни  давно умерших людей. Сообщал такие подробности об истории Древнего Китая, которые были известны только специалистам-историкам. Его подвергли лечению, а потом он неожиданно исчез.

Очень заинтересовавшийся этим случаем историк  Ин Шао решил заняться расследованием. И в одном из храмов он наткнулся на древний манускрипт, в котором рассказывалась удивительная история о мальчике по имени Юн Ли Чен! Летописец рассказывал о том, что однажды этот мальчик исчез на 10 лет, а затем вернулся —  сошедшим с ума. Он утверждал, что побывал в далеком будущем, видел там огромных птиц в небе, железные самодвижущиеся повозки и еще множество совершенно фантастических вещей…

Этот странный случай не единственный в своем роде. Недавно в США появилось сообщение о том, что в одном из архивов была найдена фотография, датированная 1918 годом. На ней изображен человек, который сжимает в руках… мобильный телефон, причем модели, которая пока еще не существует.

Так что возможно, прогнозы оптимистов совершенно реальны — машина времени скоро будет изобретена, и вполне вероятно, что среди нас уже находятся пришельцы из будущего…

www.chronoton.ru

Эдвард Митчелл - Спектроскоп души

"Первоначально мы старались изменить состав и количество пигментных веществ в организме. К примеру, увеличивая пропорцию меланина, поступающего с пищей в кровь, мы превращали светлокожего человека в смуглого, а смуглого в чернокожего, как африканец… Обычно эксперименты проводились на мне. За это время я побывал бронзовым, фиолетовым, малиновым и ярко-желтым. Только за одну победную неделю я испытал на своей персоне все цвета радуги"…

"До этого он старался усилить или изменить пигментацию тканей. Теперь же он начал серию экспериментов для изучения возможности полного удаления пигментов из организма путем абсорбирования, экссудации, а также применения хлоридов и других химических реактивов, воздействующих на органическую материю"...

"Под воздействием отбеливающих и очистительных препаратов, которые использовал профессор, я сперва побледнел, потом побелел и, наконец, стал бесцветным альбиносом, но никаких болезненных ощущений не испытывал. Мои волосы и борода теперь походили на стекловолокно, а кожа на мрамор. Профессор остался доволен полученными результатами и, вернув мне обычный вид, на время приостановил опыты.

В следующей серии экспериментов он подвергал ткани моего тела более сильному воздействию химических реактивов. Я становился уже не столько обесцвеченным, сколько почти прозрачным, как фарфоровая статуэтка... Через два месяца моя прозрачность усилилась. Вы видели плавающую в море медузу? Она почти незаметна для глаза. Так вот, я стал в воздушной среде таким же, как медуза в воде. Почти совершенно прозрачным".

Так, шаг за шагом, профессор Фреликер из Фрейбурга превратил своего ассистента в человека-невидимку. А как же одежда? Об этом профессор (правильнее сказать – Митчелл) тоже позаботился:

"Даже привыкшему к моему виду профессору зрелище разгуливающей по лаборатории одежды слишком действовало на нервы. Чтобы сохранить свое достоинство, ему пришлось применить свое изобретение и к мертвой органической материи, такой как шерсть моей верхней одежды, хлопок моей рубашки и кожа моей обуви. Так что я получил экипировку, которая служит мне и по сей день"…

Гриффин, герой романа Уэллса, придумал другой способ – изменить коэффициент преломления света в веществе, сделав его равным коэффициенту преломления света в воздухе. Литературные достоинства "Человека-невидимки" неоспоримы, но научно-фантастическая составляющая убедительнее у Митчелла. Интересно, читал ли Уэллс газету The Sun?

Может, и читал, потому что пути Митчелла и Уэллса пересеклись еще раз – а это уже труднее объяснить совпадением хода мысли. В том же 1881 году, когда был опубликован "Прозрачный человек", на страницах The Sun появился рассказ Митчелла "Часы, которые шли назад". 14 лет спустя Герберт Уэллс опубликовал "Машину времени", ставшую вехой в развитии фантастики. Но кто знает, что "изобрел" машину времени не Уэллс, а Митчелл?

Уэллс писал о времени, как о четвертом измерении. Вот, что писал Митчелл:

"С точки зрения Абсолюта последовательность будущего за прошлым или прошлого за будущим произвольна. Вчера, сегодня, завтра; нет причин, по которым этот порядок не мог бы выглядеть как завтра, сегодня, вчера"…

"Если причина вызывает следствие, не может ли следствие влиять на причину? Неужели причинность, в отличие от всех остальных законов Вселенной, работает лишь в одном направлении? Обязан ли потомок всем, что имеет, своим предкам, а предки ничего не должны потомкам? Может ли судьба, вцепившись в наше существование, ради своих целей переносить нас в далёкое будущее и никогда не возвращать в прошлое?"

Машиной времени у Митчелла становятся удивительные часы, сконструированные в XVI веке голландским часовым мастером Яном Липпердамом и способные управлять временем, возвращая человека в прошлое, когда стрелки часов начинают двигаться в обратном направлении:

"Он завёл часы. Стрелки с невообразимой быстротой вращались справа налево. Казалось, мы и сами кружились в их вихре. Бесконечность пролетала за минуту, а человеческая жизнь умещалась в секунду. Ван Стопп, раскинув руки, кружился вместе со стулом. Дом опять встряхнуло…"

Путешественник Во Времени Уэллса побывал в далеком будущем. Митчелл отправил своих героев в прошлое и тем самым ввел в фантастику проблематику, которую Уэллс обошел стороной.

Много лет фантасты писали и пишут о том, как "попаданцы" из будущего производят в прошлом некие действия, изменяя историю. Так вот: первым о такой возможности написал Митчелл в рассказе "Часы, которые шли назад". Он не только придумал "машину времени", но и известное историческое событие (осаду испанцами Лейдена в 1574 году и победу горожан) объяснил помощью, оказанной защитникам города путешественниками из XIX столетия.

В рассказе "Дочь сенатора" (1879) новых для научной фантастики идей столько, что хватило бы на большой роман, Митчелл же о них лишь упоминает, как о чем-то само собой разумеющемся. Автор избрал единственно верный стиль – ведь действие рассказа происходит в 1937 году, и то, что представлялось необыкновенным читателям в год написания рассказа, для персонажей "Дочери сенатора" было их обычной жизнью. К примеру, электрическое отопление в квартире:

"Мистер Уолсингем Браун переместил удобный стул поближе к блестящей платиновой сфере, стоявшей посреди комнаты на хрустальной подставке. Он нажал серебряную кнопку на основании, и металлический шар вспыхнул и начал разогреваться. В комнате повеяло приятным теплом.

– Ух ты, как хорошо, – заметил мистер Уолсингем Браун, протягивая обе руки к пышущему жаром термоэлектроду".

Или еще – телетайп, по которому герой рассказа мистер Уонли получает на дом выпуски всех американских газет:

"Он украдкой бросил взгляд в зеркало на свои колени и направился к стене, где из бесшумных роликов медленно выползала бесконечная лента покрытой печатным текстом бумаги шириной около трех футов и ровными слоями ложилась в поставленную там плетеную корзину. Мистер Ванли склонил голову над бумажной лентой и начал внимательно читать".

И еще в рассказе упоминаются пищевые концентраты:

"Достопочтенный мистер Ванли достал из кармана жилетки маленькую золотую коробочку овальной формы. Он нажал кнопку, и крышка откинулась. Он протянул коробочку другу. В ней лежали серые пастилки размером не больше фасолины. Мистер Браун взял одну из них большим и указательным пальцами и отправил себе в рот.

– Таким образом, – заметил он, – я утолил свой голод".

И дальше:

"Теперь человечество перейдет к естественному использованию элементов, а старый бесчеловечный метод закончится, зло чревоугодия и сопутствующих пороков прекратится, жестокое убийство наших соотечественников-животных и братьев-овощей остановится навсегда – все это должно быть, и новое святое дело освящено губами, которые я люблю!"

Современные "зеленые" и радетели прав животных наверняка пришли бы в восторг от того, как решал проблему охраны окружающей среды Эдвард Митчелл в 1879 году:

"– Мы верим, что каждое животное рождается равным и свободным, – продолжал он. – Что любой, самый простенький полип или самый мелкий моллюск имеет такое же право, как ты или я, жить и наслаждаться своим счастьем. И в самом деле, разве мы все не братья? Разве мы не дети общей эволюции? Кто мы, человеческие существа, как не более успешные члены одной огромной семьи? Разве по уровню интеллекта сенатор Ньютон из Массачусетса опережает австралийского бушмена намного больше, чем бушмен или плоскоголовый индеец опережает быка, которого сенатор Ньютон распоряжается забить, чтобы обеспечить пищей свою семью? Разве у нас есть право отнять жизнь даже у самого ничтожного существа, порожденного эволюцией? Разве не является забой быка или цыпленка с точки зрения абсолютной справедливости убийством… нет, братоубийством?"

Но главная научно-фантастическая идея этого небольшого рассказа: анабиоз: "сознание, телесная деятельность, а также другие жизненно важные функции приостанавливаются с помощью процесса охлаждения". Термин "анабиоз" был предложен немецким ученым Вильгельмом Прейером в 1873 году, и Митчелл, видимо, был знаком с этими работами. Но Прейер писал об анабиозе в мире животных и растений, когда жизненные функции организма замедляются сами по себе в случае болезни или ухудшения условий существования. А искусственный анабиоз, да еще с помощью замораживания – открытие Митчелла, повторенное (точнее – заново открытое) много лет спустя Александром Беляевым в рассказе "Ни жизнь, ни смерть" (1926). С тех пор анабиоз в фантастике использовался очень часто – для того, например, чтобы "отправить" смертельно больных в будущее, где их смогут вылечить. Но никто, насколько я могу судить, не предлагал применять анабиоз так, как это сделал Митчелл: в виде наказания для преступников. Виноват? Получил срок 25 лет? Что ж, это время осужденный проведет в анабиозе…

И еще одно изобретение Митчелла, сделанное за четверть века до композитора Александра Скрябина: цветомузыка.

"Посреди зала прямо вверх на высоту сорока или даже пятидесяти футов устремлялся водяной столб, который ярко светился благодаря недавно открытому феномену гидроэлектричества, заливая помещение светом, в десятки раз более ярким, чем дневной, но, в то же время, таким же мягким и ласкающим, как лунный. Воздух словно бы пульсировал в такт музыке, так как каждый цветок в огромном своде отзывался на ноты, которые, пересекая Атлантику, долетали сюда из парижской консерватории, с вибрирующего кончика дирижерской палочки маэстро Ратиболиала".

И еще.

В рассказе "Самый способный человек на свете" (1879 год) Митчелл писал о думающем компьютере – симбиозе человека и машины, то есть, по сути, о киборге.

В рассказе "Старые кальмары и маленький спеллер" ("Old Squids and Little Speller") речь идет о сверхмутанте.

profilib.org

Эдвард Митчелл «Спектроскоп души»

Описание: Содержание: Павел Амнуэль. Человек, придумавший машину времени (статья), стр. 5-23 Эдвард Митчелл. Тахипомпа (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 25-49 Эдвард Митчелл. Возвращение из-за черты (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 50-59 Эдвард Митчелл. Спектроскоп души (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 60-67 Эдвард Митчелл. Человек без тела (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 68-78 Эдвард Митчелл. Случай близнецов Доу (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 79-88 Эдвард Митчелл. Обмен душ (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 89-101 Эдвард Митчелл. Необыкновенная свадьба (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 102-111 Эдвард Митчелл. Сатанинская крыса (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 112-124 Эдвард Митчелл. Факты в деле Ратклиффа (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 125-138 Эдвард Митчелл. Призрак небывалого сорта (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 139-152 Эдвард Митчелл. Самый способный человек в мире (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 153-179 Эдвард Митчелл. Дочь сенатора (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 180-206 Эдвард Митчелл. Эксперимент профессора Шванка (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 207-225 Эдвард Митчелл. Прозрачный человек (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 226-244 Эдвард Митчелл. Часы, которые шли вспять (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 245-266 Эдвард Митчелл. Удивительный Коро (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 267-281 Эдвард Митчелл. Перелетное дерево (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 282-293 Эдвард Митчелл. Летающий петушок (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 294-307 Эдвард Митчелл. День среди лжецов (рассказ, перевод М. Максакова), стр. 308-318 Примечание: Тираж не указан, издание print-on-demand. Формат не указан, фактический 120х190 мм Серийное оформление: Б. Брайнин В предисловии П. Амнуэль называет произведение «Тахипомпа» именно повестью, а вот всё остальное — рассказы Информация об издании предоставлена: razrub

fantlab.ru

Эдвард Митчелл - Спектроскоп души

Эдварда Митчелла назвали "забытым гигантом американской фантастики". В семидесятых годах 19 века он написал тридцать фантастических рассказов, но подарил фантастике столько замечательных идей, сколько ни один автор до него. Митчелл был первым, кто описал человека-невидимку, машину времени, киборга, голову без тела и многое, о чем другие фантасты (в том числе Уэллс) писали значительно позже. Рассказы Митчелла впервые переведены на русский языке, а книга "Спектроскоп души" - первое и пока единственное русское издание рассказов этого замечательного американского фантаста.

Содержание:

Эдвард МитчеллСпектроскоп души

Павел АмнуэльЧеловек, придумавший машину времени

Каждый год, собравшись на свой Всемирный Конвент (Worldcon), любители фантастики присуждают премию "Хьюго" лучшим фантастическим произведениям, опубликованным на английском языке. Эта самая почетная награда для писателя-фантаста названа в честь Хьюго Гернсбека, который считается отцом-основателем американской фантастической литературы. Похоже, история сыграла свою очередную не очень веселую шутку – если бы не странная забывчивость современников, отцом-основателем американской (я бы сказал больше – всей англоязычной) научной фантастики следовало бы назвать не Гернсбека, чьи заслуги, конечно, неоспоримы, а Эдварда Пейджа Митчелла.

Как по-вашему, кто написал первое научно-фантастическое произведение о невидимом человеке? "Конечно, Герберт Уэллс" – скажете вы. Роман "Человек-невидимка" вышел из печати в 1895 году. И о механизме, с помощью которого можно путешествовать во времени, первым писал тоже Уэллс? И анабиоз впервые в фантастике описал Уэллс в романе "Когда спящий проснется"?

Нет, нет и нет. Обо всем этом и еще о многом другом, первым писал американский журналист и редактор Эдвард Митчелл. Фантаст, творчество которого было заново открыто через 46 лет после его смерти. В России Митчелла-фантаста не знают и сейчас: ни одно из его тридцати научно-фантастических произведений до самого недавнего времени не было переведено на русский язык.

* * *

Эдвард Пейдж Митчелл родился в 1852 году в небольшом городке Бат, в штате Мэн. Нельзя сказать, что жизнь его оказалась богата событиями. Пожалуй, самым серьезным впечатлением юности были уличные беспорядки в Нью-Йорке в 1863 году, свидетелем которых оказался Эдвард. Бунт рабочих, стрельба по безоружным людям, кровь на улицах… В то время семья Митчеллов жила в Нью-Йорке третий год, переехав из Бата, потому что в городе Большого яблока у отца Эдварда была хорошо оплачиваемая работа. Митчеллы жили на Пятой авеню, напротив здания Национальной библиотеки. Журналистом Эдвард, можно сказать, стал очень рано – первый его материал был опубликован в газете его родного города Бат, когда мальчику было 14 лет. Письмо читателя, всего-навсего.

Однажды, когда Митчеллу было 20 лет, он возвращался домой, в Бат, из Боудоин-колледжа, где учился. Окно в вагоне было раскрыто, и горячая зола из трубы паровоза попала юноше в левый глаз. Глаз перестал видеть. Несколько недель врачи пытались спасти зрение, но случилось худшее. Правый, здоровый глаз Эдварда подвергся так называемой симпатической офтальмии[1], и Митчелл ослеп на оба глаза. Можно представить страдания молодого человека, мечтавшего посвятить жизнь журналистике. Врачам удалось, наконец, вернуть зрение левому, пораженному золой, глазу. А вот правый глаз спасти не удалось. Впоследствии его извлекли и вместо него поставили стеклянный протез.

Приходя в себя после многочисленных и безуспешных операций, Митчелл задумал и написал небольшую фантастическую повесть "Тахипомпа" ("Tachypomp"), которая была опубликована в апрельском номере журнала Scribner's Monthly в 1874 году. Спустя век эта повесть стала самым известным произведением Митчелла.

1874 год вообще был для Митчелла счастливым. Он опубликовал первую повесть, женился на Энни Сьюэлл Уэлч и начал карьеру журналиста – сначала в бостонской газете Daily Advertiser, а затем, в том же году – в популярной (долгое время – самой читаемой в Соединенных Штатах) нью-йоркской газете The Sun. С The Sun оказалась связана вся дальнейшая карьера Митчелла, но в его судьбе, как фантаста, сыграл свою важную роль тогдашний редактор Daily Advertiser Эдвард Эверетт Хейл (1822-1909). Прекрасный журналист, он в 1869 году опубликовал фантастический роман The Brick Moon ("Кирпичная луна"). Как в то время было принято, роман публиковался из номера в номер в газете The Atlantic Monthly. Точно так же, из номера в номер, публиковал в те годы свои "романы о путешествиях" Жюль Верн, и, несомненно, "Кирпичная луна" написана не без влияния верновского "Пятьсот миллионов бегумы". Герои Хейла "слепили" из кирпичей сферу размером 200 футов (80 метров!), предназначавшуюся для целей навигации, и забросили ее на орбиту вокруг Земли с помощью огромной пушки. Во время запуска внутри сферы случайно оказались люди – они и стали первыми астронавтами. Фактически Хейл описал жизнь на борту космической станции – "кирпичная луна" стали предтечей "Салютов", "Мира" и МКС.

Молодой журналист был вдохновлен успехом "Кирпичной луны", и беседы с Хейлом надоумили Митчелла самому придумывать новые фантастические идеи. Редактор Daily Advertiser был человеком неординарным, его девизом был: "Смотрите вверх, а не вниз, смотрите вперед, а не назад, смотрите вокруг, а не внутрь, и протяните руку!".

"Я всего лишь один, но я – единственный, – говорил Хейл. – Я не могу сделать все, но я могу делать что-то. И я не позволю мешать мне делать то, что я могу сделать".

Митчелл воспринял эти слова, как руководство к действию.

Опубликовав первую повесть, Митчелл начал писать для нью-йоркской The Sun и поселился с Энни в небольшой квартире на Мэдисон-авеню. Когда один за другим у Митчеллов родились двое замечательных сыновей, возникла необходимость переехать в более просторную квартиру. Снять и, тем более, купить просторное жилье в Нью-Йорке было дорого, и семья переехала в Глен Ридж, штат Нью-Джерси. Это недалеко от Нью-Йорка, всего двадцать миль, можно было работать в городе, а жить на природе – в то время Блумфилд был скорее небольшим поселком, и Митчелл приложил немало усилий к тому, чтобы привлечь сюда новых жителей. Там у Эдварда и Энни родились еще двое сыновей.

Редакторами The Sun в те годы были Чарлз Дана и Джон Богарт, прославивший себя слоганом: "Если собака кусает человека, это не новость, потому что это часто происходит. Если человек кусает собаку – это новость!". В 1897 году Дана отошел от дел (Богарт перестал редактировать газету в 1886), и главным редактором самой читаемой американской газеты стал Митчелл, пробывший на этом посту 29 лет и покинувший его за год до смерти.

profilib.org

Митчелл, Эдвард Пейдж — WiKi

Родился в городе Бат, штат Мэн, в возрасте 8 лет вместе с родителями переехал в Нью-Йорк, где семья Митчеллов жила в доме на Пятой авеню, напротив места, где впоследствии разместилось отделение Нью-Йоркской публичной библиотеки[2].

В 1863 году, во время бунтов в Нью-Йорке, отец Митчелла перевёз семью в Тар, штат Северная Каролина. В период проживания в Таре, 14-летний Эдвард опубликовал в газете The Bath Times свои заметки, которые стали первыми его журналистскими публикациями.

В 1872 году, когда Митчелл ехал на поезде из Боудин-колледжа в Бат, ему в левый глаз попал уголёк из паровозной трубы. Несколько недель врачи пытались спасти Эдварду зрение, но в это время его правый, здоровый глаз подвергся так называемой симпатической офтальмии, и Митчелл ослеп на оба глаза. В конце концов врачам удалось вернуть зрение его левому глазу, но правый спасти не удалось, впоследствии его извлекли и вместо него поставили стеклянный протез[3]. Восстанавливаясь после этой операции, Митчелл написал свой первый фантастический рассказ Тахипомпа[en], который опубликовал анонимно в газете Scribner’s Monthly в январе 1874 года (полный вариант произведения был впоследствии опубликован в газете Sun).

Митчелл начал карьеру профессионального журналиста в бостонской газете Daily Advertiser, где его наставником был Эдвард Эверетт Хейл, один из американских писателей-фантастов периода становления жанра[4], а с 1875 года Митчелл работал в нью-йоркской газете The Sun, где проработал в общей сложности 50 лет, пройдя путь от репортёра до главного редактора. На протяжении всей жизни Митчелл проявлял интерес к паранормальным явлениям, ряд его публикаций посвящён этой тематике, в частности, привидениям[5]. Некоторое время Митчелл поддерживал приятельские отношения с русской оккультисткой Е.Блаватской, но впоследствии счёл её шарлатанкой[6]. Среди коллег Митчелла в газете The Sun был редактор ночного выпуска, популяризатор науки и писатель-фантаст Гаррет Сёвисс.

В 1874 году Митчелл женился на Энни Сьюэлл Уэлч, в браке у них было четверо сыновей. В первые годы работы Эдварда в The Sun Митчеллы жили в квартире на Мэдисон-авеню[7]. Рост семьи и дороговизна жилья в центре Нью-Йорка вынудили Митчеллов переехать в городок Глен-Ридж[en], штат Нью-Джерси, расположенный в 30 километрах от Нью-Йорка, где они прожили много лет[8]. Митчеллы переехали в Глен-Ридж, когда он был малонаселенным местом и способствовали росту его популярности в качестве места жительства[9].

В 1897 году, после смерти редактора Чарльза Дана[en] Митчелл стал одним из редакторов газеты The Sun, а в 1903 — её главным редактором[10] В 1912 году, после смерти первой жены, он женился на Аде Берроуз, в этом браке у него родился пятый сын[11]. Митчелл вышел в отставку в 1926 году и через год скончался от кровоизлияния в мозг[12], похоронен в Глен Ридж.

С декабря 1874 по январь 1886 года Митчелл опубликовал в газете The Sun 29 небольших научно-фантастических рассказов. В своих произведениях Митчелл значительно раньше других фантастов описал многие фантастические технологии и предметы: так, в уже в первом своём рассказе «Тахипомпа» (1874) он описал путешествие со сверхсветовой скоростью[13], в рассказе «Прозрачный человек» (1881) описал человека-невидимку за 16 лет до появления романа Герберта Уэллса[13], в рассказе «Часы, которые шли назад» (1881) описывает путешествие во времени — за 14 лет до выхода «Машины времени» Уэллса[13], в рассказе «Самый умный человек в мире» (1879) описывает гибрид человека и мыслящей машины (по сути дела, киборга)[13], в рассказе «Человек без тела» (1877) вводит в фантастику идею телепортации, а произведение «Обмен душами» (1877) содержит одно из первых описаний загрузки сознания[13].

Произведения Митчелла зачастую содержат по нескольку фантастических идей или технологий. Например, в рассказе 1879 года «Дочь сенатора», действие которого происходит в 1937 году, содержится несколько смелых прогнозов в отношении будущих технологий, включая путешествие по пневматической трубе, электрическое отопление, печатание на дому газеты, переданной с помощью электричества, пищевые таблетки-концентраты, международное радиовещание, а также погружение живых людей в анабиоз путём замораживания (крионика)[13]. Рассказ также содержит несколько социальных прогнозов, включая право голоса для американских женщин, войну между США и Китаем (заканчивающуюся победой Китая) и межрасовые браки[14].

По оценкам литературоведов, на творчество Митчелла оказали значительное влияние произведения Эдгара По, в частности, такая черта, как присвоение персонажам «игривых» имён (например, «профессор Dummkopf» в рассказе «Человек без тела»)[13].

Произведения Митчелла публиковались исключительно в газетах и не издавались в виде отдельных книг, поэтому вскоре были забыты. Лишь в 1970-х годах благодаря усилиям американского писателя и историка фантастики Сэма Московица[en] был составлен и издан в 1973 году сборник рассказов Э.Митчелла «Прозрачный человек» (англ. The Crystal Man). С.Московиц в своих работах именовал Э. Митчелла «потерянным гигантом американской научной фантастики»[15].

На русском языке произведения Митчелла практически не издавались, лишь в 2013 году в Иерусалиме на русском языке вышел его сборник под названием «Спектроскоп души»[16].

В 1991 году актёр Эд Аснер сыграл роль Митчелла в телесериале «Да, Вирджиния, Санта Клаус есть на самом деле» (англ. Yes, Virginia, there is a Santa Claus), поставленному по мотивам знаменитой редакционной статьи «Есть ли Санта-Клаус?» которая появилась в газете The Sun, когда Митчелл был её редактором.

ru-wiki.org

---

• 
  Текст песни шлем джек потрошитель
• 
  Почему вратарь челси носит шлем
• 
  По какому каналу шли телепузики
• 
  Песня шли рабочие на стройку
• 
  Костяной шлем lineage 2 classic
• 
  Dragon age inquisition шлем драконоборца
• 
  Bioshock big daddy без шлема
• 
  Молитва чтоб дела шли успешно
• 
  Амазон не шлет в ру
• 
  Шлем цвета крови blood magic
• 
  Шлем для чоппера какой выбрать