Самуил Маршак - Быль-небылица (стихи). Шли пионеры вчетвером в одно из воскресений мультфильм

Самуил Маршак о том, как мы вернулись к старым временам: energa

Самуил Маршак о том, как мы вернулись к старым временам.Для нас это теперь быль-былица.

Разговор в парадном подъезде

Шли пионеры вчетверомВ одно из воскресений,Как вдруг вдали ударил громИ хлынул дождь весенний.От градин, падавших с небес,От молнии и громаУшли ребята под навес —В подъезд чужого дома.

Они сидели у дверейВ прохладе и смотрели,Как два потока все быстрейБежали по панели.Как забурлила в желобахВода, сбегая с крыши,Как потемнели на столбахВчерашние афиши…

Вошли в подъезд два маляра,Встряхнувшись, точно утки, —Как будто кто-то из ведраИх окатил для шутки.

Вошел старик, очки протёр,Запасся папиросойИ начал долгий разговорС короткого вопроса:

— Вы, верно, жители Москвы?— Да, здешние — с Арбата.— Ну, так не скажете ли вы,Чей этот дом, ребята?

— Чей это дом? Который дом?— А тот, где надпись «Гастроном»И на стене газета.— Ничей, — ответил пионер.Другой сказал: — СССР.А третий: — Моссовета.

Старик подумал, покурилИ не спеша заговорил:— Была владелицей егоДо вашего рожденьяАделаида Хитрово.—

Спросили мальчики: — Чего?Что это значит «Хитрово»?Какое учрежденье?

— Не учрежденье, а лицо! —Сказал невозмутимоСтарик и выпустил кольцоМахорочного дыма. —Дочь камергера ХитровоБыла хозяйкой дома,

Его не знал я самого,А дочка мне знакома.К подъезду не пускали нас,Но, озорные дети,С домовладелицей не разКатались мы в карете.

Не на подушках рядом с ней,А сзади — на запятках.Гонял оттуда нас лакейВ цилиндре и в перчатках.

— Что значит, дедушка, «лакей»?Спросил один из малышей.— А что такое «камергер»? —Спросил постарше пионер.

— Лакей господским был слугой,А камергер — вельможей,Но тот, ребята, и другой —Почти одно и то же.

У них различье только в том,Что первый был в ливрее,Второй — в мундире золотом,При шпаге, с анненским крестом,С Владимиром на шее.

— Зачем он, дедушка, носил,Владимира на шее?.. —Один из мальчиков спросил,Смущаясь и краснея.

— Не понимаешь? Вот чудак!«Владимир» был отличья знак.«Андрей», «Владимир», «Анна» —Так назывались орденаВ России в эти времена… —

Сказали дети: — Странно!— А были, дедушка, у васМедали с орденами?— Нет, я гусей в то время пасВ деревне под Ромнами.

Мой дед привез меня в МосквуИ здесь пристроил к мастерству.За это не медали,А тумаки давали!..

Тут грозный громовой ударСорвался с небосвода.— Ну и гремит! — сказал маляр.Другой сказал: — Природа!..Казалось, вечер вдруг настал,И стало холоднее,И дождь сильнее захлестал,Прохожих не жалея.

Старик подумал, покурилИ, помолчав, заговорил:— Итак, опять же про него,Про господина Хитрово.

Он был первейшим богачомИ дочери в наследствоОставил свой московский дом,Имения и средства.

— Да неужель жила онаДо революции однаВ семиэтажном доме —В авторемонтной мастерской,И в парикмахерской мужской,И даже в «Гастрономе»?

— Нет, наша барыня жилаНе здесь, а за границей.Она полвека провелаВ Париже или в Ницце,

А свой семиэтажный домСдавать изволила внаем.Этаж сенатор занимал,Этаж — путейский генерал,Два этажа — княгиня.Еще повыше — мировой,Полковник с матушкой-вдовой,А у него над головой —Фотограф в мезонине.

Для нас, людей, был черный ход,А ход парадный — для господ.Хоть нашу братию подчасЛюдьми не признавали,Но почему-то только насЛюдьми и называли.

Мой дед арендовалПодвал.Служил он у хозяев.

А в «Гастрономе» торговалТит Титыч Разуваев.

Он приезжал на рысакеК семи часам — не позже,И сам держал в одной рукеНатянутые вожжи.

Имел он знатный капиталИ дом на Маросейке.Но сам за кассою считалПотертые копейки.

— А чаем торговал Перлов,Фамильным и цветочным! —Сказал один из маляров.Другой ответил: — Точно!

— Конфеты были Ландрина,А спички были Лапшина,А банею торговойВладели Сандуновы.

Купец Багров имел затонИ рыбные заводы.Гонял до Астрахани онПо Волге пароходы.

Он не ходил, старик Багров,На этих пароходах,И не ловил он осетровВ привольных волжских водах.Его плоты сплавлял народ,Его баржи тянул народ,А он подсчитывал доходОт всей своей флотилииИ самый крупный пароходНазвал своей фамилией.На белых ведрах вдоль бортов,На каждой их семерке,Была фамилия «Багров» —По букве на ведерке.

— Тут что-то дедушка, не так:Нет буквы для седьмого!— А вы забыли твердый знак! —Сказал старик сурово. —Два знака в вашем букваре.Теперь не в моде твердый,А был в ходу он при царе,И у Багрова на ведреОн красовался гордо.

Была когда-то буква «ять»…Но это — только к слову.Вернуться надо нам опятьК покойному Багрову.

Скончался он в холерный год,Хоть крепкой был породы,А дети продали завод,Затон и пароходы…

— Да что вы, дедушка! ЗаводНельзя продать на рынке.Завод — не кресло, не комод,Не шляпа, не ботинки!

— Владелец волен был продатьЗавод кому угодно,И даже в карты проигратьОн мог его свободно.

Всё продавали господа:Дома, леса, усадьбы,Дороги, рельсы, поезда, —Лишь выгодно продать бы!

Принадлежал иной заводКакой-нибудь компании:На Каме трудится народ,А весь доход — в Германии.

Не знали мы, рабочий люд,Кому копили средства.Мы знали с детства только трудИ не видали детства.

Нам в этот сад закрыт был вход.Цвели в нем розы, лилии.Он был усадьбою господ —Не помню по фамилии…

Сад охраняли сторожа.И редко — только летом —В саду гуляла госпожаС племянником-кадетом.

Румяный маленький кадет,Как офицерик, был одет.И хвастал перед намиМундиром с галунами.

Мне нынче вспомнился барчук,Хорошенький кадетик,Когда суворовец — мой внук —Прислал мне свой портретик.

Ну, мой скромнее не в пример,Растет не по-кадетски.Он тоже будет офицер,Но офицер советский.

— А может, выйдет генерал,Коль учится примерно, —Один из маляров сказал.

Другой сказал: — Наверно!

— А сами, дедушка, в какойВы обучались школе?

— В какой?В сапожной мастерскойСучил я дратву день-деньскойИ натирал мозоли.Я проходил свой первый класс,Когда гусей в деревне пас.Второй в столице я кончал,Когда кроил я стелькиИ дочь хозяйскую качалВ скрипучей колыбельке.

Потом на фабрику пошел,А кончил забастовкой,И уж последнюю из школПрошел я под винтовкой.

Так я учился при царе,Как большинство народа,И сдал экзамен в ОктябреСемнадцатого года!

Нет среди вас ни одного,Кто знал во время оноДом камергера ХитровоИли завод Гужона…

Да, изменился белый светЗа столько зим и столько лет!Мы прожили недаром.Хоть нелегко бывало нам,Идем мы к новым временамИ не вернемся к старым!

Я не учен. Зато мой внукПроходит полный курс наук.Не забывает он меняИ вот что пишет деду:

«Пред лагерями на три дняГостить к тебе приеду.С тобой ловить мы будем щук,Вдвоем поедем в Химки…»Вот он, суворовец — мой внук, —С товарищем на снимке!

Прошибла старика слеза,И словно каплей этойВнезапно кончилась гроза.И солнце хлынуло в глазаСтруей горячей света.

Самуил Яковлевич Маршак.1947 год.

energa.livejournal.com

Быль-небылица ~ стихи Самуила Маршака ~ Beesona.Ru

Быль-небылица

Разговор в парадном подъезде

Шли пионеры вчетвером В одно из воскресений, Как вдруг вдали ударил гром И хлынул дождь весенний.

От градин, падавших с небес, От молнии и грома Ушли ребята под навес — В подъезд чужого дома.

Они сидели у дверей В прохладе и смотрели, Как два потока все быстрей Бежали по панели.

Как забурлила в желобах Вода, сбегая с крыши, Как потемнели на столбах Вчерашние афиши...

Вошли в подъезд два маляра, Встряхнувшись, точно утки,— Как будто кто-то из ведра Их окатил для шутки.

Вошел старик, очки протёр, Запасся папиросой И начал долгий разговор С короткого вопроса:

— Вы, верно, жители Москвы? — Да, здешние — с Арбата.

— Ну, так не скажете ли вы, Чей этот дом, ребята?

— Чей это дом? Который дом? — А тот, где надпись «Гастроном» И на стене газета.

— Ничей,— ответил пионер. Другой сказал: — СССР. А третий: — Моссовета.

Старик подумал, покурил И не спеша заговорил:

— Была владелицей его До вашего рожденья Аделаида Хитрово.— Спросили мальчики: — Чего? Что это значит «Хитрово»? Какое учрежденье?

— Не учрежденье, а лицо!— Сказал невозмутимо Старик и выпустил кольцо Махорочного дыма.—

Дочь камергера Хитрово Была хозяйкой дома, Его не знал я самого, А дочка мне знакома.

К подъезду не пускали нас, Но, озорные дети, С домовладелицей не раз Катались мы в карете.

Не на подушках рядом с ней, А сзади — на запятках. Гонял оттуда нас лакей В цилиндре и в перчатках.

— Что значит, дедушка, «лакей»? Спросил один из малышей.

— А что такое «камергер»?— Спросил постарше пионер.

— Лакей господским был слугой, А камергер — вельможей, Но тот, ребята, и другой — Почти одно и то же.

У них различье только в том, Что первый был в ливрее, Второй — в мундире золотом, При шпаге, с анненским крестом, С Владимиром на шее.

— Зачем он, дедушка, носил, Владимира на шее?..— Один из мальчиков спросил, Смущаясь и краснея.

— Не понимаешь? Вот чудак! «Владимир» был отличья знак. «Андрей», «Владимир», «Анна» — Так назывались ордена В России в эти времена...— Сказали дети: — Странно!

— А были, дедушка, у вас Медали с орденами? — Нет, я гусей в то время пас В деревне под Ромнами.

Мой дед привез меня в Москву И здесь пристроил к мастерству. За это не медали, А тумаки давали!..

Тут грозный громовой удар Сорвался с небосвода. — Ну и гремит!— сказал маляр. Другой сказал: — Природа!..

Казалось, вечер вдруг настал, И стало холоднее, И дождь сильнее захлестал, Прохожих не жалея.

Старик подумал, покурил И, помолчав, заговорил:

— Итак, опять же про него, Про господина Хитрово.

Он был первейшим богачом И дочери в наследство Оставил свой московский дом, Имения и средства.

— Да неужель жила она До революции одна В семиэтажном доме — В авторемонтной мастерской, И в парикмахерской мужской, И даже в «Гастрономе»?

— Нет, наша барыня жила Не здесь, а за границей. Она полвека провела В Париже или в Ницце, А свой семиэтажный дом Сдавать изволила внаем.

Этаж сенатор занимал, Этаж — путейский генерал, Два этажа — княгиня.

Еще повыше — мировой, Полковник с матушкой-вдовой, А у него над головой — Фотограф в мезонине.

Для нас, людей, был черный ход, А ход парадный — для господ.

Хоть нашу братию подчас Людьми не признавали, Но почему-то только нас Людьми и называли.

Мой дед арендовал Подвал. Служил он у хозяев. А в «Гастрономе» торговал Тит Титыч Разуваев.

Он приезжал на рысаке К семи часам — не позже, И сам держал в одной руке Натянутые вожжи.

Имел он знатный капитал И дом на Маросейке. Но сам за кассою считал Потертые копейки.

— А чаем торговал Перлов, Фамильным и цветочным!— Сказал один из маляров. Другой ответил: — Точно!

— Конфеты были Ландрина, А спички были Лапшина, А банею торговой Владели Сандуновы.

Купец Багров имел затон И рыбные заводы. Гонял до Астрахани он По Волге пароходы.

Он не ходил, старик Багров, На этих пароходах, И не ловил он осетров В привольных волжских водах.

Его плоты сплавлял народ, Его баржи тянул народ, А он подсчитывал доход От всей своей флотилии

И самый крупный пароход Назвал своей фамилией.

На белых ведрах вдоль бортов, На каждой их семерке, Была фамилия «Багров» — По букве на ведерке.

— Тут что-то дедушка, не так: Нет буквы для седьмого!

— А вы забыли твердый знак!— Сказал старик сурово.—

Два знака в вашем букваре. Теперь не в моде твердый, А был в ходу он при царе, И у Багрова на ведре Он красовался гордо.

Была когда-то буква «ять»... Но это — только к слову. Вернуться надо нам опять К покойному Багрову.

Скончался он в холерный год, Хоть крепкой был породы, А дети продали завод, Затон и пароходы...

— Да что вы, дедушка! Завод Нельзя продать на рынке. Завод — не кресло, не комод, Не шляпа, не ботинки!

— Владелец волен был продать Завод кому угодно, И даже в карты проиграть Он мог его свободно.

Всё продавали господа: Дома, леса, усадьбы, Дороги, рельсы, поезда,— Лишь выгодно продать бы!

Принадлежал иной завод Какой-нибудь компании: На Каме трудится народ, А весь доход — в Германии.

Не знали мы, рабочий люд, Кому копили средства. Мы знали с детства только труд И не видали детства.

Нам в этот сад закрыт был вход. Цвели в нем розы, лилии. Он был усадьбою господ — Не помню по фамилии...

Сад охраняли сторожа. И редко — только летом — В саду гуляла госпожа С племянником-кадетом.

Румяный маленький кадет, Как офицерик, был одет. И хвастал перед нами Мундиром с галунами.

Мне нынче вспомнился барчук, Хорошенький кадетик, Когда суворовец — мой внук — Прислал мне свой портретик.

Ну, мой скромнее не в пример, Растет не по-кадетски. Он тоже будет офицер, Но офицер советский.

— А может, выйдет генерал, Коль учится примерно,— Один из маляров сказал. Другой сказал: — Наверно!

— А сами, дедушка, в какой Вы обучались школе? — В какой? В сапожной мастерской Сучил я дратву день-деньской И натирал мозоли.

Я проходил свой первый класс, Когда гусей в деревне пас.

Второй в столице я кончал, Когда кроил я стельки И дочь хозяйскую качал В скрипучей колыбельке. Потом на фабрику пошел, А кончил забастовкой, И уж последнюю из школ Прошел я под винтовкой.

Так я учился при царе, Как большинство народа, И сдал экзамен в Октябре Семнадцатого года!

Нет среди вас ни одного, Кто знал во время оно Дом камергера Хитрово Или завод Гужона...

Да, изменился белый свет За столько зим и столько лет! Мы прожили недаром. Хоть нелегко бывало нам, Идем мы к новым временам И не вернемся к старым!

Я не учен. Зато мой внук Проходит полный курс наук.

Не забывает он меня И вот что пишет деду: «Пред лагерями на три дня Гостить к тебе приеду.

С тобой ловить мы будем щук, Вдвоем поедем в Химки...»

Вот он, суворовец — мой внук,— С товарищем на снимке!

Прошибла старика слеза, И словно каплей этой Внезапно кончилась гроза. И солнце хлынуло в глаза Струей горячей света.

Опубликовано в издании:Самуил Маршак. Стихи.Россия - Родина моя. Библиотечка русскойсоветской поэзии в пятидесяти книжках.Москва: Художественная литература, 1967.

Мне нравится:

Количество просмотров: 286Количество комментариев: 0Опубликовано: 17.03.2014

www.beesona.ru

Самуил Маршак - Быль-небылица - 21:07

Разговор в парадном подъезде Шли пионеры вчетвером В одно из воскресений, Как вдруг вдали ударил гром И хлынул дождь весенний. От градин, падавших с небес, От молнии и грома Ушли ребята под навес - В подъезд чужого дома. Они сидели у дверей В прохладе и смотрели, Как два потока все быстрей Бежали по панели, Как забурлила в желобах Вода, сбегая с крыши, Как потемнели на столбах Вчерашние афиши... Вошли в подъезд два маляра, Встряхнувшись, точно утки, - Как будто кто-то из ведра Их окатил для шутки. Вошел старик, очки протер, Запасся папиросой И начал долгий разговор С короткого вопроса: - Вы, верно, жители Москвы? - Да, здешние - с Арбата. - Ну, так не скажете ли вы, Чей это дом, ребята? - Чей это дом? Который дом? - А тот, где надпись "Гастроном" И на стене газета. - Ничей, - ответил пионер. Другой сказал: - СССР. - А третий: - Моссовета. Старик подумал, покурил И не спеша заговорил: - Была владелицей его До вашего рожденья Аделаида ХитровО. - Спросили мальчики: - Чего? Что это значит - "Хитрово"? Какое учрежденье? - Не учрежденье, а лицо! - Сказал невозмутимо Старик и выпустил кольцо Махорочного дыма. - Дочь камергера Хитрово Была хозяйкой дома. Его не знал я самого, А дочка мне знакома. К подъезду не пускали нас, Но, озорные дети, С домовладелицей не раз Катались мы в карете. Не на подушках рядом с ней, А сзади - на запятках. Гонял от гуда нас лакей В цилиндре и в перчатках. - Что значит, дедушка, "лакей"? - Спросил один из малышей. - А что такое "камергер"? - Спросил постарше пионер. - Лакей господским был слугой, А камергер - вельможей, Но тот, ребята, и другой - Почти одно и то же. У них различье только в том, Что первый был в ливрее, Второй - в мундире золотом, При шпаге, с анненским крестом, С Владимиром на шее. - Зачем он, дедушка, носил Владимира на шее?.. - Один из мальчиков спросил, Смущаясь и краснея. - Не понимаешь? Вот чудак! "Владимир" был отличья знак. "Андрей", "Владимир", "Анна" - Так назывались ордена В России в эти времена... - Сказали дети: - Странно! - А были, дедушка, у вас Медали с орденами? - Нет, я гусей в то время пас В деревне под РомнАми. Мой дед привез меня в Москву И здесь пристроил к мастерству. За это не медали, А тумаки давали!.. Тут грозный громовой удар Сорвался с небосвода. - Ну и гремит! - сказал маляр. Другой сказал: - Природа!.. Казалось, вечер вдруг настал, И стало холоднее, И дождь сильнее захлестал, Прохожих не жалея. Старик подумал, покурил И, помолчав, заговорил: - Итак, опять же про него, Про господина Хитрово. Он был первейшим богачом И дочери в наследство Оставил свой московский дом, Имения и средства. - Да неужель жила она До революции одна В семиэтажном доме - В авторемонтной мастерской, И в парикмахерской мужской, И даже в "Гастрономе"? - Нет, наша барыня жила Не здесь, а за границей. Она полвека провела В Париже или в Ницце, А свой семиэтажный дом Сдавать изволила внаем. Этаж сенатор занимал, Этаж - путейский генерал, Два этажа - княгиня. Еще повыше - мировой, Полковник с матушкой-вдовой, А у него над головой - Фотограф в мезонине. Для нас, людей, был черный ход, А ход парадный - для господ. Хоть нашу братию подчас Людьми не признавали, Но почему-то только нас Людьми и называли. Мой дед арендовал Подвал. Служил он у хозяев. А в "Гастрономе" торговал Тит Титыч Разуваев. Он приезжал на рысаке К семи часам - не позже, И сам держал в одной руке Натянутые вожжи. Имел он знатный капитал И дом на Маросейке. Но сам за кассою считал Потертые копейки. - А чаем торговал Перлов, Фамильным и цветочным! - Сказал один из маляров. Другой ответил: - Точно! - Конфеты были Ландрина, А спички были Лапшина, А банею торговой Владели Сандуновы. Купец Багров имел затон И рыбные заводы. Гонял до Астрахани он По Волге пароходы. Он не ходил, старик Багров, На этих пароходах, И не ловил он осетров В привольных волжских водах, Его плоты сплавлял народ, Его баржи тянул народ, А он подсчитывал доход От всей своей флотилии И самый крупный пароход Назвал своей фамилией. На белых ведрах вдоль бортов, На каждой их семерке, Была фамилия "Багров" - По букве на ведерке. - Тут что-то, дедушка, не так: Нет буквы для седьмого! - А вы забыли твердый знак! - Сказал старик сурово. - Два знака в вашем букваре. Теперь не в моде твердый, А был в ходу он при царе, И у Багрова на ведре Он красовался гордо. Была когда-то буква "ять"... Но это - только к слову. Вернуться надо нам опять К покойному Багрову. Скончался он в холерный год, Хоть крепкой был породы, А дети продали завод, Затон и пароходы... - Да что вы, дедушка! Завод Нельзя продать на рынке. Завод - не кресло, не комод, Не шляпа, не ботинки! - Владелец волен был продать Завод кому угодно, И даже в карты проиграть Он мог его свободно. Все продавали господа: Дома, леса, усадьбы, Дороги, рельсы, поезда, - Лишь выгодно продать бы! Принадлежал иной завод Какой-нибудь компании: На Каме трудится народ, А весь доход - в Германии. Не знали мы, рабочий люд, Кому копили средства. Мы знали с детства только труд И не видали детства. Нам в этот сад закрыт был вход. Цвели в нем розы, лилии. Он был усадьбою господ - Не помню по фамилии... Сад охраняли сторожа. И редко - только летом - В саду гуляла госпожа С племянником-кадетом. Румяный маленький кадет, Как офицерик, был одет И хвастал перед нами Мундиром с галунами. Мне нынче вспомнился барчук, Хорошенький кадетик, Когда суворовец - мой внук - Прислал мне свой портретик. Ну, мой скромнее не в пример, Растет не по-кадетски. Он тоже будет офицер, Но офицер советский. - А может, выйдет генерал, Коль учится примерно, - Один из маляров сказал. Другой сказал: - Наверно! - А сами, дедушка, в какой Вы обучались школе? - В какой? В сапожной мастерской Сучил я дратву день-деньской И натирал мозоли. Я проходил свой первый класс, Когда гусей в деревне пас. Второй в столице я кончал, Когда кроил я стельки И дочь хозяйскую качал В скрипучей колыбельке. Потом на фабрику пошел, А кончил забастовкой, И уж последнюю из школ Прошел я под винтовкой. Так я учился при царе, Как большинство народа, И сдал экзамен в Октябре Семнадцатого года! Нет среди вас ни одного, Кто знал во время оно Дом камергера Хитрово Или завод Гужона... Да, изменился белый свет За столько зим и столько лет! Мы прожили недаром. Хоть нелегко бывало нам, Идем мы к новым временам И не вернемся к старым! Я не учен. Зато мой внук Проходит полный курс наук. Не забывает он меня И вот что пишет деду: "Пред лагерями на три дня Гостить к тебе приеду. С тобой ловить мы будем щук, Вдвоем поедем в Химки..." Вот он, суворовец - мой внук, - С товарищем на снимке! Прошибла старика слеза, И словно каплей этой Внезапно кончилась гроза. И солнце хлынуло в глаза Струей горячей света.

kvistrel.su

небылица - Детские стихи Маршака Самуила Яковлевича

Стихи Маршака С.Я.

Разговор в парадном подъездеШли пионеры вчетверомВ одно из воскресений,Как вдруг вдали ударил громИ хлынул дождь весенний.От градин, падавших с небес,От молнии и громаУшли ребята под навесВ подъезд чужого дома.Они сидели у дверейВ прохладе и смотрели,Как два потока все быстрейБежали по панели,Как забурлила в желобахВода, сбегая с крыши,Как потемнели на столбахВчерашние афиши...Вошли в подъезд два маляра,Встряхнувшись, точно утки,Как будто кто-то из ведраИх окатил для шутки.Вошел старик, очки протер,Запасся папиросойИ начал долгий разговорС короткого вопроса:- Вы, верно, жители Москвы?- Да, здешние - с Арбата.- Ну, так не скажете ли вы,Чей это дом, ребята?- Чей это дом? Который дом?- А тот, где надпись «Гастроном»И на стене газета.- Ничей, - ответил пионер.Другой сказал: - СССР.А третий: - Моссовета.Старик подумал, покурилИ не спеша заговорил:- Была владелицей егоДо вашего рожденьяАделаида ХитровО.Спросили мальчики: - Чего?Что это значит - «Хитрово»?Какое учрежденье?- Не учрежденье, а лицо!Сказал невозмутимоСтарик и выпустил кольцоМахорочного дыма.- Дочь камергера ХитровоБыла хозяйкой дома.Его не знал я самого,А дочка мне знакома.К подъезду не пускали нас,Но, озорные дети,С домовладелицей не разКатались мы в карете.Не на подушках рядом с ней,А сзади - на запятках.Гонял от гуда нас лакейВ цилиндре и в перчатках.- Что значит, дедушка, «лакей»?Спросил один из малышей.- А что такое «камергер»?Спросил постарше пионер.- Лакей господским был слугой,А камергер - вельможей,Но тот, ребята, и другойПочти одно и то же.У них различье только в том,Что первый был в ливрее,Второй - в мундире золотом,При шпаге, с анненским крестом,С Владимиром на шее.- Зачем он, дедушка, носилВладимира на шее?..Один из мальчиков спросил,Смущаясь и краснея.- Не понимаешь? Вот чудак!«Владимир» был отличья знак.«Андрей», «Владимир», «Анна»Так назывались орденаВ России в эти времена...Сказали дети: - Странно!- А были, дедушка, у васМедали с орденами?- Нет, я гусей в то время пасВ деревне под РомнАми.Мой дед привез меня в МосквуИ здесь пристроил к мастерству.За это не медали,А тумаки давали!..Тут грозный громовой ударСорвался с небосвода.- Ну и гремит! - сказал маляр.Другой сказал: - Природа!..Казалось, вечер вдруг настал,И стало холоднее,И дождь сильнее захлестал,Прохожих не жалея.Старик подумал, покурилИ, помолчав, заговорил:- Итак, опять же про него,Про господина Хитрово.Он был первейшим богачомИ дочери в наследствоОставил свой московский дом,Имения и средства.- Да неужель жила онаДо революции однаВ семиэтажном домеВ авторемонтной мастерской,И в парикмахерской мужской,И даже в «Гастрономе»?- Нет, наша барыня жилаНе здесь, а за границей.Она полвека провелаВ Париже или в Ницце,А свой семиэтажный домСдавать изволила внаем.Этаж сенатор занимал,Этаж - путейский генерал,Два этажа - княгиня.Еще повыше - мировой,Полковник с матушкой-вдовой,А у него над головойФотограф в мезонине.Для нас, людей, был черный ход,А ход парадный - для господ.Хоть нашу братию подчасЛюдьми не признавали,Но почему-то только насЛюдьми и называли.Мой дед арендовалПодвал.Служил он у хозяев.А в «Гастрономе» торговалТит Титыч Разуваев.Он приезжал на рысакеК семи часам - не позже,И сам держал в одной рукеНатянутые вожжи.Имел он знатный капиталИ дом на Маросейке.Но сам за кассою считалПотертые копейки.- А чаем торговал Перлов,Фамильным и цветочным!Сказал один из маляров.Другой ответил: - Точно!- Конфеты были Ландрина,А спички были Лапшина,А банею торговойВладели Сандуновы.Купец Багров имел затонИ рыбные заводы.Гонял до Астрахани онПо Волге пароходы.Он не ходил, старик Багров,На этих пароходах,И не ловил он осетровВ привольных волжских водах,Его плоты сплавлял народ,Его баржи тянул народ,А он подсчитывал доходОт всей своей флотилииИ самый крупный пароходНазвал своей фамилией.На белых ведрах вдоль бортов,На каждой их семерке,Была фамилия «Багров»По букве на ведерке.- Тут что-то, дедушка, не так:Нет буквы для седьмого!- А вы забыли твердый знак!Сказал старик сурово.Два знака в вашем букваре.Теперь не в моде твердый,А был в ходу он при царе,И у Багрова на ведреОн красовался гордо.Была когда-то буква «ять»...Но это - только к слову.Вернуться надо нам опятьК покойному Багрову.Скончался он в холерный год,Хоть крепкой был породы,А дети продали завод,Затон и пароходы...- Да что вы, дедушка! ЗаводНельзя продать на рынке.Завод - не кресло, не комод,Не шляпа, не ботинки!- Владелец волен был продатьЗавод кому угодно,И даже в карты проигратьОн мог его свободно.Все продавали господа:Дома, леса, усадьбы,Дороги, рельсы, поезда,Лишь выгодно продать бы!Принадлежал иной заводКакой-нибудь компании:На Каме трудится народ,А весь доход - в Германии.Не знали мы, рабочий люд,Кому копили средства.Мы знали с детства только трудИ не видали детства.Нам в этот сад закрыт был вход.Цвели в нем розы, лилии.Он был усадьбою господНе помню по фамилии...Сад охраняли сторожа.И редко - только летомВ саду гуляла госпожаС племянником-кадетом.Румяный маленький кадет,Как офицерик, был одетИ хвастал перед намиМундиром с галунами.Мне нынче вспомнился барчук,Хорошенький кадетик,Когда суворовец - мой внукПрислал мне свой портретик.Ну, мой скромнее не в пример,Растет не по-кадетски.Он тоже будет офицер,Но офицер советский.- А может, выйдет генерал,Коль учится примерно,Один из маляров сказал.Другой сказал: - Наверно!- А сами, дедушка, в какойВы обучались школе?- В какой?В сапожной мастерскойСучил я дратву день-деньскойИ натирал мозоли.Я проходил свой первый класс,Когда гусей в деревне пас.Второй в столице я кончал,Когда кроил я стелькиИ дочь хозяйскую качалВ скрипучей колыбельке.Потом на фабрику пошел,А кончил забастовкой,И уж последнюю из школПрошел я под винтовкой.Так я учился при царе,Как большинство народа,И сдал экзамен в ОктябреСемнадцатого года!Нет среди вас ни одного,Кто знал во время оноДом камергера ХитровоИли завод Гужона...Да, изменился белый светЗа столько зим и столько лет!Мы прожили недаром.Хоть нелегко бывало нам,Идем мы к новым временамИ не вернемся к старым!Я не учен. Зато мой внукПроходит полный курс наук.Не забывает он меняИ вот что пишет деду:«Пред лагерями на три дняГостить к тебе приеду.С тобой ловить мы будем щук,Вдвоем поедем в Химки...»Вот он, суворовец - мой внук,С товарищем на снимке!Прошибла старика слеза,И словно каплей этойВнезапно кончилась гроза.И солнце хлынуло в глазаСтруей горячей света.

moreskazok.ru

Быль-былица | Победитель

Самуил Маршак о том, как мы вернулись к старым временам. Для нас это теперь быль-былица.

Разговор в парадном подъезде

Шли пионеры вчетверомВ одно из воскресений,Как вдруг вдали ударил громИ хлынул дождь весенний.

От градин, падавших с небес,От молнии и громаУшли ребята под навес —В подъезд чужого дома.

Они сидели у дверейВ прохладе и смотрели,Как два потока все быстрейБежали по панели.

Как забурлила в желобахВода, сбегая с крыши,Как потемнели на столбахВчерашние афиши…

Вошли в подъезд два маляра,Встряхнувшись, точно утки, —Как будто кто-то из ведраИх окатил для шутки.

Вошел старик, очки протёр,Запасся папиросойИ начал долгий разговорС короткого вопроса:

— Вы, верно, жители Москвы?— Да, здешние — с Арбата.

— Ну, так не скажете ли вы,Чей этот дом, ребята?

— Чей это дом? Который дом?— А тот, где надпись «Гастроном»И на стене газета.

— Ничей, — ответил пионер.Другой сказал: — СССР.А третий: — Моссовета.

Старик подумал, покурилИ не спеша заговорил:

— Была владелицей егоДо вашего рожденьяАделаида Хитрово.—Спросили мальчики: — Чего?Что это значит «Хитрово»?Какое учрежденье?

— Не учрежденье, а лицо! —Сказал невозмутимоСтарик и выпустил кольцоМахорочного дыма. —

Дочь камергера ХитровоБыла хозяйкой дома,Его не знал я самого,А дочка мне знакома.

К подъезду не пускали нас,Но, озорные дети,С домовладелицей не разКатались мы в карете.

Не на подушках рядом с ней,А сзади — на запятках.Гонял оттуда нас лакейВ цилиндре и в перчатках.

— Что значит, дедушка, «лакей»?Спросил один из малышей.

— А что такое «камергер»? —Спросил постарше пионер.

— Лакей господским был слугой,А камергер — вельможей,Но тот, ребята, и другой —Почти одно и то же.

— Зачем он, дедушка, носил,Владимира на шее?.. —Один из мальчиков спросил,Смущаясь и краснея.

— Не понимаешь? Вот чудак!«Владимир» был отличья знак.«Андрей», «Владимир», «Анна» —Так назывались орденаВ России в эти времена… —Сказали дети: — Странно!

— А были, дедушка, у васМедали с орденами?— Нет, я гусей в то время пасВ деревне под Ромнами.

Мой дед привез меня в МосквуИ здесь пристроил к мастерству.За это не медали,А тумаки давали!..

Тут грозный громовой ударСорвался с небосвода.— Ну и гремит! — сказал маляр.Другой сказал: — Природа!..

Казалось, вечер вдруг настал,И стало холоднее,И дождь сильнее захлестал,Прохожих не жалея.

Старик подумал, покурилИ, помолчав, заговорил:

— Итак, опять же про него,Про господина Хитрово.

Он был первейшим богачомИ дочери в наследствоОставил свой московский дом,Имения и средства.

— Нет, наша барыня жилаНе здесь, а за границей.Она полвека провелаВ Париже или в Ницце,А свой семиэтажный домСдавать изволила внаем.

Этаж сенатор занимал,Этаж — путейский генерал,Два этажа — княгиня.

Еще повыше — мировой,Полковник с матушкой-вдовой,А у него над головой —Фотограф в мезонине.

Для нас, людей, был черный ход,А ход парадный — для господ.

Хоть нашу братию подчасЛюдьми не признавали,Но почему-то только насЛюдьми и называли.

Мой дед арендовалПодвал.Служил он у хозяев.А в «Гастрономе» торговалТит Титыч Разуваев.

Он приезжал на рысакеК семи часам — не позже,И сам держал в одной рукеНатянутые вожжи.

Имел он знатный капиталИ дом на Маросейке.Но сам за кассою считалПотертые копейки.

— А чаем торговал Перлов,Фамильным и цветочным! —Сказал один из маляров.Другой ответил: — Точно!

— Конфеты были Ландрина,А спички были Лапшина,А банею торговойВладели Сандуновы.

Купец Багров имел затонИ рыбные заводы.Гонял до Астрахани онПо Волге пароходы.

Он не ходил, старик Багров,На этих пароходах,И не ловил он осетровВ привольных волжских водах.

Его плоты сплавлял народ,Его баржи тянул народ,А он подсчитывал доходОт всей своей флотилии

И самый крупный пароходНазвал своей фамилией.

На белых ведрах вдоль бортов,На каждой их семерке,Была фамилия «Багров» —По букве на ведерке.

— Тут что-то дедушка, не так:Нет буквы для седьмого!

— А вы забыли твердый знак! —Сказал старик сурово. —

Два знака в вашем букваре.Теперь не в моде твердый,А был в ходу он при царе,И у Багрова на ведреОн красовался гордо.