Перевод "Шлем" на иврит. Рефуа шлема перевод с иврита

Имя мамы для Рефуа Шлема

Israel, Jerusalem, mother holding baby (3-6 months)

Имя мамы для Рефуа Шлема

Внук Баал Шем Това, Раби Моше-Хаим-Эфраим из Сиделкова (Дегель махане Эфраим) объясняет, что в молитве Моше, которой он молился за свою сестру Мириам, есть намек на обычай, когда молятся за больного, упоминая имя больного вместе с именем его матери.

Фраза רְפָא נָא — «Рефа на» — (исцели ее пожалуйста) = по гематрии 332: «Рефа» = 281, «на» = 51.

Точно такая же гематрия у имен Мириям + Йохевед: מרים = 290 и יוכבד = 42

(Degel Machane Efraim, Parashat B’Ha’alotcha, Ребецен Хана Браха Сегельбаум)

От Сотворения Мира все духовные явления связаны либо с мужской (правой) стороной, либо — с женской (левой). Существует и «срединная» линия. Еще до рождения ребенка развитие и становление его души идет под влиянием женской стороны Высших миров, «проводником» которой становится душа матери.Женская сторона Мира берет начало в Сосуде (то есть — сфире) под названием Бина и продолжает формироваться в других сосудах.Само слово «Бина» дает представление об основной функции этого Сосуда (сфиры), в переводе с иврита это — «построение», «формирование».

Болезнь, по существу — проявление некой поломки, которая образовалась в душе человека. То есть, «свидетельство» того, что в душе происходит процесс, противоположный процессу формирования, построения. Поэтому, когда в молитве просят о выздоровлении больного, стараются пробудить, если можно так выразиться — «сопричастность», «сострадание» к больному именно женской стороны устройства Высших миров. Для этого и упоминают вместе с его именем и имя матери. Например, Йосеф бен Рахель или Дина бат Лея. Во всех других случаях причина упоминания имен — иная. На Брит Миле и в Изкоре добавляют к имени человека имя его отца, так как вся деятельность человека в нашем мире это не в последнюю очередь — реализация духовной энергетики отца, переданной сыну (или дочери). Поэтому, если речь не идет о молитве за выздоровление человека, его назовут, к примеру, Йосеф бен Яаков или Дина бат Яаков.

(Рав Элиягу Эсаас)

Слово «Рахамим» (Милосердие) имеет один корень со словом «Рехем» (матка) — то есть, когда мы просим Вс-вышнего о Милосердии (Рахамим) — то через тот канал, который близок этому слову по своей сути.

(«Сила Теилим»)

Молитва Моше или 11-ти буквенное Имя Излечения

yosef.silatehilim.com

Евразийский журнальный портал • Публикации • Рефуа Шлема. Рассказ

Писатель, журналист, член Союза российских писателей, член Литфонда России. По основной специальности юрист. Работала старшим воспитателем, инспектором по делам несовершеннолетних, старшим оперуполномоченным уголовного розыска, старшим инспектором по особым поручениям. Подполковник милиции. В настоящее время вышла на пенсию по выслуге лет. За период службы в органах внутренних дел была многократно награждена российскими и международными наградами, в том числе премией «За активную борьбу с наркоманией и наркобизнесом» и национальной полицейской премией Канады. Член Международной Ассоциации женщин-полицейских. Автор почти трех десятков книг, вышедших в крупных российских издательствах. Живет в Санкт-Петербурге.

Устюшкина мать

собиралась помирать,

помереть не померла,

только время провела.

Она часто приходила. Настолько часто, что к ней можно было привыкнуть. В первый раз явилась, когда Любоньке исполнилось четыре года. Внезапно навалилась и захрипела, лишив девочку памяти и чувств. Много лет спустя Люба вспоминала тот страх, приобретший со временем реальные очертания. Ужас, испытанный во время кори, имел форму, был осязаем, обладал острыми гранями. Страх умел причинять боль. Он выглядел как графитный карандаш, шестиугольный, с тупыми краями, с толстым, скруглившимся от рисования стержнем. Люба вспоминала, как больно поворачивался этот мифический карандаш в душе, почти физически вырывая куски мышц и кроша в мелкие осколки суставы.

Корью она заболела неожиданно: температура поднялась до критической отметки, когда Любочка была одна. В четыре года она любила рисовать и в тот момент как раз держала в руках карандаш. Вместе с ним и провалилась в беспамятство. Да, обычный карандаш, олицетворявший полузабытый детский ужас, напоминал смертельную мясорубку. Но он был всего лишь подручным средством и послушным орудием. А сама гостья осталась невидимой. В памяти застыл бесплотный образ чего-то темного и дрожащего. Любу вытащили с того света, вернули к жизни, но она еще долго не могла уснуть одна, а если и засыпала, то лишь в присутствии взрослых.

После болезни Люба изменилась. Она научилась хранить тайну, ведь только она знала, что за ней приходила смерть. Темная, дрожащая, жуткая. И в руках у нее была мясорубка в виде графитного шестиугольного карандаша. Никому не рассказала Люба про свою тайну. Никому. Ни с кем не поделилась: боялась, что смерть не простит предательства.

Через несколько лет свидание повторилось. В этот раз случился приступ острого аппендицита. Во время уроков Любе стало плохо, и она потеряла сознание. Скорая ехала долго, когда довезли до больницы, то в приемном покое констатировали смерть. Врачи испугались наказания, и мертвую Любу отвезли в реанимацию. Доктора хотели демонстративно произвести реанимационные процедуры, чтобы избежать уголовной ответственности. А Люба вернулась с того света. Вопреки констатации смерти. Чудо повторилось.

Она лежала в палате с закрытыми глазами, уже в сознании, и слышала, как шептались взрослые:

— Шу-шу-шу! В «рубашке» родилась!

— Ну, не в «рубашке», а в «шапке».

Это мама отвечает. Белый высокий потолок. Белые стены. Мама и медсестра тоже в белом. Повсюду провода. Жалюзи на окнах. Солнечный свет, безудержно льющийся сквозь пластиковые полоски.

— Как это — в «шапке»? — шепотом удивляется голосок потоньше.

— А на голове пленочка такая была, в виде шапочки, — смеется мама, счастливая от третьего рождения дочери.

— Умная будет! Как генерал! — заявляет медсестра, подсовывая пластиковое судно под Любочку.

Девочка, зажмурив глаза, лежит в оцепенении. Она до сих пор не пришла в себя от пережитого ужаса. Помнит, что было там, на том свете, где побывала только что. Пустота. Не звенящая, не глухая, не черная. Пустота. Без ничего. Без звона и цвета. Там нет ничего. И от этого страшно жить. Голоса стихли. Мама и медсестра ушли, чтобы она не стеснялась при оправлении естественных надобностей. Любочка осторожно вытащила из-под себя судно и задвинула под кровать, затем так же осторожно приподнялась и прислушалась. Тишина. Тело ничего не чувствует. Она может ходить, поднимать руки и переставлять ноги. Внутри ничего нет, только страх, причиняющий невыносимые муки.

С этого дня мучения станут вторым существованием Любочки. О них никто и никогда не узнает. Это останется ее тайной. Секретом. Вторым предназначением. Вскоре Люба вырастет и превратится в симпатичную стройную девушку-подростка, затем оформится в необычную красавицу. Все будут оборачиваться ей вслед, не в силах пройти мимо столь редкой красоты и ощущая при этом пронзительный холодок в душе. И окажется никому невдомек, что носит внутри себя милая и отзывчивая Любочка, всегда готовая прийти на помощь кому угодно, хоть первому встречному, лишь бы кто-нибудь и о чем-нибудь попросил. Еще прошли годы. Люба училась, работала, читала, смотрела, впитывала жизнь. Понемногу страхи ее оставили. Забылся ненавистный графитовый карандаш, белые стены и потолки в больничной палате. Девушка научилась спать без сновидений и кошмаров. Тайна ушла в прошлое, так и оставшись тайной для всех.

Жизнь баловала Любочку. Учеба давалась легко, книги читались с удовольствием, фильмы и спектакли оставляли яркий след в памяти и воображении. Мама гордилась Любочкиными успехами. Всем хороша доченька; впрочем, немного странная, но кто нынче не странный? Само время диктует правила поведения. Зато дочь устояла перед модой, выросла в самостоятельного человека, достойного и светлого. Знакомые Любочкиной маме завидовали, а она втихомолку радовалась. Повезло с дочерью, повезло. Не всем везет с детьми, а тут такая радость на старости лет.

И все шло хорошо, пока Любочка не влюбилась. Ну, влюбилась и влюбилась, с кем не бывает. Дело молодое. Встретился хороший парень, на пять лет постарше, солидный, при должности. И все закрутилось-завертелось, стали жить ожиданием свадьбы, подкручивая под нее события, как фитиль в керосиновой лампе. Постоянно будоражились, волновались, переживали. Изводились, вконец извели Любочку — добились, что сами и поверили, будто после свадьбы наступит эпоха всеобщего благоденствия.

Попав под влияние окружения, Любочка тоже торопила свадьбу, считала дни, высчитывала по гороскопу удачное расположение звезд; ей казалось, именно в этот день Анатолий сделает предложение. Он молод, но слегка старомоден, не такой как все: родители воспитали его по прежним лекалам. Редкого образца жених. Люба все больше влюблялась в Анатолия. Верила, что если они будут вместе жить, спать в одной кровати, есть из одной чашки, то станут ближе и роднее, хотя они и без того были родными и близкими людьми. Люба настояла, чтобы они сняли комнату. Делала все, лишь бы приблизить долгожданный день свадьбы. Как только заселились на новом месте, все у них стало общим: воздух, вода, небо и звезды. Земли они не чувствовали, а быт старались не замечать. На то он и быт, чтобы уметь от него отстраняться.

Время шло, а Анатолий тянул с предложением, словно чего-то боялся. У него уже был неудачный брак в недавнем прошлом. Страшно обжечься во второй раз. Люба ревновала его к первой жене, к сыну, к матери, к родным и друзьям. Ей хотелось отсечь от Анатолия все наносное, лишнее, все обузы и тяготы прежней жизни. Подружки и знакомые Любе завидовали: мол, романтические отношения, сейчас таких мужчин нет. Кругом все какие-то бракованные. И Люба гордилась. Ни у кого нет красивых отношений, а у нее есть, и пусть весь мир рухнет — они с Анатолием останутся в вечности. Любовь спасет их от всеобщего отчуждения. Люба любила и была любима. Жизнь щедро разбрасывала перед ней свои дары, устилая дорогу розами без шипов. Давно забылись детские страхи. Кошмары остались позади. Два свидания со смертью смазались в памяти. Прошлое исчезло за пеленой неизбывного счастья: так исчезает картина на старом холсте, замазанная опытной кистью чрезмерно амбициозного художника.

Люба мечтала о будущем. Жила им. Все мысли были там, впереди, словно события уже перескочили два десятка лет, и, только сделав над собой усилие, возвращалась в настоящее. Нельзя улетать так далеко. Там тоже неизвестность. Только в настоящем тепло и хорошо. За спиной Анатолия надежно, ведь он сильный, умный и тонкий. Он всегда подставит плечо, спасет от кошмаров, станет настоящим другом. Люба промокала салфеткой слезы на глазах. Любовь иногда заставляет плакать, но это слезы счастья. И пусть не будет других причин плакать. Люба вздыхала и вновь улетала мыслями в светлое будущее. Не так далеко, как в предыдущий раз, немного ближе, но и там было светло и ясно, как в погожий июльский день. Скоро она станет женой, если бог даст, матерью. Нужно учиться быть сильной, чтобы защитить своего ребенка. Свою семью. Свою родину.

— Я тут чьи-то записки нашла, — сказала Люба, держа в руках пакет с бумагами. Довольно объемный пакет. Ему уже много лет, судя по обтрепанным краям. — Кто их написал? В наше время эсэмэски посылают… По скайпу разговаривают. Вотсап еще есть. А на бумаге мало кто пишет…

— А-а, это из роддома, — отмахнулся Анатолий. — Ленка писала, когда сына родила. Забыл выбросить.

Люба вздрогнула. Она поняла, что Анатолий уходит от правды. Попросту говоря — лжет. Первая ложь. Первая трещина в гладких отношениях. Он ведь не собирался выбрасывать письма из роддома. Зачем врет? Записки были написаны мелким аккуратным почерком, все датированы, пронумерованы, туго перевязаны красивым шнурочком. Прямо архив какой-то! Люба со вздохом положила письма на полку: пусть лежат, лишь бы душу не травили. Однако письма словно источали сладкий яд, тонкий, едва ощутимый и в то же время сильный, будто разлагающий внутренности. Всякий раз проходя мимо стеллажа, Люба прикусывала губу и стискивала кулаки: понимала, что рано или поздно письма превратятся в удушающий газ фосген, который отравит все живое вокруг. Ночи стали скучными. Люба часто сидела на кухне и думала, что делать, чтобы сохранить любовь и Анатолия. Порвать письма? Глупо. Сжечь? Еще глупее.

Прошел год. Анатолий продолжал жить по своим правилам, не замечая тайных страданий Любы. У него все было просто и ясно, будто он не жил, а читал букварь. Любовь, работа, бытовые проблемы. Любил открыто, работал увлеченно, с бытовыми проблемами расправлялся храбро и своевременно. Впрочем, Люба стала замечать странности в его поведении. Первая жена получает алименты, а он продолжает помогать ей деньгами. Любе не жалко: на сына тратит, но ведь у них тоже семья, пусть пока неофициальная, но семья — ячейка, которая требует массу дополнительных трат: питание, съем жилья, бензин, гаджеты, одежда. Одна химчистка прорву денег сжирает.

Летом Анатолий решил отправить жену с сыном на юг. Люба с трудом сдерживалась. Неужели, не спросив ее совета, Анатолий отдаст дополнительные деньги в первую семью? Люба не ждала благополучного исхода, уже зная, что Анатолий поступит по-своему. Мужчины всегда так поступают. Люба потихоньку пересматривала свое отношение к любви и будущему. Так ничего не получится. Семья без жилья, с алиментами, без каких-либо дотаций... и плюс масса денег уходит на сторону! Люба только что окончила университет и устроилась на работу: оклад был не ахти какой, но она всеми помыслами рвалась к трудовым свершениям в надежде на улучшение материального положения. По ночам долго не могла уснуть, а когда засыпала, к ней приходили старые страхи. Они мучили ее, доводя до изнеможения. Анатолий ничего не замечал. Его все устраивало.

Люба ждала, когда можно будет приступить к разговору о будущем, но подходящего момента долго не случалось. Наконец, эта минута пришла, по обыкновению внезапно, как приходит все ужасное в этой жизни. Был обычный осенний вечер. За окном хлестал ноябрьский дождь, в водосточной трубе завывал заблудившийся ветер, а в комнате было тепло, пахло ванилью и крепким кофе. Негромко звучала музыка. Не рок. Не психоделика. Нет. Все это не для людей, измученных интеллектом. Что-то французское. Негромкое. Анатолий обожал французскую музыку.

— Мне бы хотелось жить в собственной квартире, — сказала Люба, ласкаясь к Анатолию, который перебирал бумаги, изредка высвобождая одну руку, чтобы погладить мягкие Любины волосы.

— Мне тоже, — улыбнулся Анатолий и осторожно отодвинул Любу, погружаясь в изучение документов.

В последнее время он часто брал работу домой. Сидел допоздна, ерошил волосы на затылке, иногда сжимал кулаки.

— Нужно что-то делать, двигаться, под лежачий камень вода не потечет, — вспыхнула Люба, обиженная нарочитым отторжением.

Анатолий покрутил головой, выныривая из производственной шизофрении.

— Чего тебе не хватает? Мы вместе, у нас все хорошо. Я с тобой, понимаешь? Почему ты хочешь все испортить?

Голос Анатолия вибрировал, как натянутая струна на гитаре. Люба зажалась в угол. Только что они были вместе, одно целое, неразделимое и монолитное, и вдруг все рухнуло! Чужой голос с раздраженными нотками чего-то допытывался, а чего — Люба не хотела понимать. Она перешла зону отчуждения настолько стремительно, что сама удивилась: неужели она на такое способна? Анатолий по-прежнему оставался родным и близким, но произошло то, что должно было произойти. Порвалась связка, в течение двух лет крепко державшая двух влюбленных. Именно эта связка делала, в сущности, абсолютно чужих людей родными. Иногда, чтобы ее порвать, нужны десятилетия, чаще мгновения. Люба больше не любила Анатолия. Его тон, эти визгливые нотки, с трудом сдерживаемое раздражение — все в любимом мужчине вдруг показалось нестерпимо отвратительным. Она не могла и не хотела признать в нем слабого человека. Для нее он был сильным, а сильные ведут себя иначе. Прощать же Люба не умела. Не научилась. Не научили. Да и не хотела никого прощать — она же не священнослужитель. Обычная девушка, мечтающая о семье и детях. Люба хотела ребенка от Анатолия. Очень хотела. Но желание исчезло. Нельзя рожать детей от черствого человека. Он будет плохим отцом. Плохим мужем. Мужчина, не думающий о будущем любимой женщины, ни на что не годится. Пустой человек. Пустой.

Они еще как-то жили, Люба пыталась настроить расстроенные отношения, но вместо прекрасной музыки слышала глухие удары, напоминающие камнепад. Все катилось под откос. Любовь ушла. Догонять бесполезно. Высокое чувство растворилось в космосе. Кому-то оно достанется? Сберегут ли его или также бросят под ноги собственного эгоизма? Поначалу Люба задумывалась над этим, а потом переключилась на то, как жить дальше. Впереди полная беспросветность. Любовь поманила грезами и сбежала, не оставив никаких надежд. Она предала Любу. Так предательство стало наваждением. Люба видела в каждом человеке потенциального предателя, интригана, завистника. Мир превратился в кошмар. Ночные страхи, перепутав время суток, начали приходить днем.

Однажды Анатолий не пришел. Люба давно предполагала, что Анатолий предаст ее, рано или поздно. Получилось — рано. Быстро он пошел в разнос. Она терпеливо ждала, надеясь, что все образуется, но ничего не образовалось: Анатолий не позвонил, даже не прислал сообщения. Люба настойчиво звонила друзьям — те уклончиво что-то мямлили про дела, работу, проблемы. Родители Анатолия мигом отреклись: мол, не видели, не слышали сына, явно не желая влезать в чужие проблемы, переложив бремя волнений на хрупкие Любины плечи. Тогда она, не колеблясь, набрала номер бывшей жены Анатолия.

Телефон был отключен. Люба пошарила рукой по тумбочке, нащупала баралгин. Анатолий принимал по таблеточке на ночь. Иногда у него случались приступы головной боли. И тут ее озарило. Она ревнует и подозревает, как мелкая склочная женщина, а с ним что-то случилось! Он не просто исчез: его похитили бандиты, он попал в аварию, его увезли по скорой. Да мало ли что может случиться с человеком в большом городе. Люба ахнула и принялась обзванивать больницы и морги, отделы полиции и вокзалы. Анатолия нигде не было. Все морги и больницы в эту ночь пустовали. В полиции надменно советовали потерпеть: мол, сам явится. После паузы добавляли — когда нагуляется. Люба обиженно сопела и набирала очередной номер. Наконец, пришло сообщение, что Анатолий снова в сети. Однако телефон не ответил.

За окном набирал силу рассвет. Послышались ранние звуки: загремели ворота, кто-то включил двигатель на прогрев, раздался женский смех. Люба хмыкнула: с утра пораньше кто-то смеялся. Везет же некоторым. Посмотрела на свои руки. Бледные, дрожащие руки. Трепетная, тоскующая душа. Слишком много предательства на этом свете. Слишком. Больше всего доводила мысль, что полное слияние душ — обман. Иллюзия. Никогда люди не будут счастливы. Ни один человек. Для того чтобы прожить долгую жизнь без тоски и болезней, нужно быть толстокожим — ничего не чувствовать и ни о чем не думать. У нее так не получится. Здесь нет для нее жизни. Был любимый мужчина и исчез. И с ним плохо, и без него тошно.

Дилемма заставила Любу задохнуться от ужаса. Она взглянула на часы и резким движением отправила в рот горсть таблеток. Где-то она прочитала, что нужно всего 30 штук. И ни таблеткой больше. Тогда конец неминуем. С шумом влила в себя стакан воды и легла на кровать. Сильный озноб сотрясал тело, и Люба накинула на себя одеяло. Звенящая тишина, от которой леденели конечности, медленно заползала в уши. Звон нарастал, ширился, превращаясь в графитовый карандаш из детского кошмара. Люба схватилась руками за край кровати и вдруг провалилась в бездну. Больше она ничего не чувствовала.

***

Пустота исчезла. Появились звуки. За окном с шумом лилась вода. Люба открыла глаза и привстала на локте. От окна тянуло холодом. Сквозь стекла, сплошь залитые водой, будто кто-то снаружи поливал их из шланга, с трудом сочился тусклый свет. Серые стены, высокий подоконник. Больничная палата. Как она здесь очутилась? Люба прислушалась к себе. Ноющая боль исчезла. Внутри спокойно, словно там никогда не бывало тоски, боли и сомнений. Люба почувствовала острое желание узнать, каким образом она оказалась в больничной палате, но в помещении никого не было. Пусто и голо — ни стакана на тумбочке, ни стола, ни стульев. Странная больница. Люба схватилась рукой за изголовье и приподнялась, мысленно похвалив себя за легкость движений. Особенно удивляло настроение: какое-то чрезмерно оживленное, не по обстоятельствам.

«Это не я, это моя молодость радуется!» — внутренне рассмеялась Люба и свесила ноги с высокой кровати.

— А-а, очнулась, красавица? — в открытую дверь ворвался сквозняк и вместе с ветром в палату влетел веселый бородач в белом халате.

Люба испуганно юркнула под одеяло, смущенно кивнув головой в знак приветствия.

— Ты хоть знаешь, где побывала? — воскликнул бородач и, усевшись на край кровати, схватил Любу за запястье. Она хотела выдернуть руку, но вовремя поняла, что бородач считает удары пульса. — Знаешь?

Вопрос прозвучал настойчиво, неловко было отмалчиваться.

— Нет, — скривилась Люба. — Где я?

— В больничке, в больничке, на токсикологии, — с упреком произнес бородач. — А сюда притащили из морга.

— Как это? — испугалась Люба.

— Ты что, ничего не помнишь? — рассердился доктор, гладя свою бородку.

«Это у него нервное», — подумала Люба.

— Помню!

— То-то и оно, что должна помнить.

Доктор встал и подошел к окну. Воды на стеклах стало больше. Воздух сгустился и посерел.

— Осень нынче холодная, — сказал он и повернулся к Любе. — Не знаю, что сподвигло тебя проглотить добрую пригоршню таблеток, но привезли тебя уже мертвую.

— А кто меня обнаружил? — покраснела Люба.

Она не удивилась, что ее отвезли прямиком в морг. Туда и должны были отвезти, а куда же еще?

— Подруга в гости пришла. Ты дверь не открыла. Она перепугалась, стала всем звонить, волноваться, то да се, и время ушло.

— А-а, это Света, — догадалась Люба. — Я забыла, что мы договаривались.

— Память у тебя короткая: что надо, не помнишь.

Доктор замолчал, угрюмо и истово поскребывая жесткую на вид бороду.

— А как же я здесь? — шепотом спросила Люба.

— А санитар тебя спас. Он уже номерок стал цеплять — вдруг смотрит: ты живая. На стакане сидел, но заметил. Хоть и пьяный, а разглядел, что ты подаешь признаки жизни: пульс обнаружил, в общем, спас тебя. Притащил в приемный покой; заметь, на себе приволок, поставил всех на уши, кому надо дозвонился. Ночью дело было. Сама понимаешь, нормальные люди имеют хорошую привычку спать по ночам. Ну, мы приехали — тебя мигом в реанимацию. Анализы, кровь… Группа подходящая оказалась в запасе. Короче, все сделали, как надо. Ты уже четвертые сутки спишь. Хотели разбудить, но решили подождать, пока организм сам не захочет проснуться. Из реанимации перевели сюда. Тебе там нечего делать.

— А зачем? — хрипло выдохнула Люба.

— Что зачем? — удивился доктор.

— Зачем спас, волок, тащил, звонил? Ему это зачем?

— Такой он человек. Санитаром у нас работает. Твой спаситель. Ты перед выпиской сходи к нему, поблагодари. Он это… выпить любит. Пенсионер, работа тяжелая, сама понимаешь…

Доктор запнулся, пошарил в карманах, шепотом выругался и убежал. Хлопнула дверь, и наступила тишина. Люба догадалась, что дождь убрал свои шланги, устроив себе передышку. Стало чуть светлее.

На следующий день принесли что-то в пластиковых мисочках, но Люба брезгливо повела носом и не притронулась к больничной еде. После завтрака пришла комиссия. Главврач с группой коллег по цеху. Бородач стоял в конце процессии, из чего Люба сделала вывод, что он не так давно в больнице. Еще не прижился в коллективе.

— Что это вы, девушка, с собой вытворяете? — строгим и одновременно ехидным тоном поинтересовался главврач, а женщины, стоявшие чуть поодаль, поддерживающе закивали: мол, да — что ты сотворила с собой?

Люба молчала, не зная, как объяснить этому человеку, что жизнь не имеет для нее смысла: кругом пустота, бег по кругу, забег в один конец. Днем раньше, днем позже — какая разница. Все дело в смысле. Она молчала и смотрела на мужчину в белом халате. Неужели ему не надоело задавать подобные вопросы каждый день. Это же отделение токсикологии. Здесь лежат суицидники и алкоголики, наркоманы и безнадежно больные. И все они хотят уйти из этой жизни. Как можно быстрее и без проблем. На том свете им будет лучше. Так они думают. Главврач вздохнул.

— Рита, напиши, что она нормальная. Немного психопаточка, но обойдемся без учета. Консультация психиатра обязательна. По желанию — клиника для неврозов. Платная.

— Хорошо, Владимир Николаевич! — звонким голосом пионервожатой откликнулась женщина в белом халате, накинутом на плечи поверх нарядного стильного платья, и что-то застрочила в журнале, скрипя шариковой ручкой.

— Если бы не санитар, ты бы сейчас в холодильнике мерзла, — проворчал Владимир Николаевич. — Вячеслав Иванович, это вы осматривали больную?

— Да, Владимир Николаевич! — бородач высунулся вперед, нервно комкая в руках какую-то бумажку. — Здесь записи. Анализы. Давление.

— У меня нет претензий, вы все делаете правильно, и все-таки впредь будьте внимательнее. Пожалуйста! Рита, повторяю, никакого учета. Психиатр на завтра. В четверг выписка.

Комиссия испарилась. Люба усмехнулась. Она думала, что ее будут воспитывать, стыдить, взывать к чести и совести: мол, как ты посмела распоряжаться собственной жизнью без ведома общественности? Да никому нет дела до чести и совести. И жизнью можно распорядиться по собственному желанию. Это как на работу устроиться. Или замуж выйти. Или развестись… Без разницы. Переход в новое качество. Одно другого стоит.

Она встала и подошла к окну. Выглянуло хмурое осеннее солнце. Люба никогда не видела, как хмурится солнце. Значит, оно бывает разным. Веселым и злым, хмурым и радостным… Надо же, даже в солнце есть что-то человеческое… Одежда лежала на соседней кровати. Удивительно, но в палате не было другой мебели — только кровати с гладкими обтекающими панелями. Не за что ухватиться. Ах да, это же палата для суицидников. Здесь все предусмотрено. Люба рассмотрела одежду, потрогала карманы. Телефона не было. Джинсы, куртка, свитер, нижнее белье. Все на месте. Слава богу, привезли не голую. А в морге лежала голая? Люба вздохнула. Надо сходить к санитару и сказать ему два слова. Нет, одно — простое, но емкое: «Зачем?»

Зачем он это сделал? Чужая жизнь — потемки. Да, так и сказать ему: потемки. И уйти, чтобы вычеркнуть из жизни еще один кошмар.

***

Санитар сидел на скамеечке и курил, глубоко затягиваясь какой-то ядреной сигаретой. Его окружал невыносимый запах плохого табака.

«Курит на улице, а вонь, как в забегаловке», — подумала Люба, присаживаясь на скамейку.

Они долго молчали, Люба привыкла к запаху и уже не морщилась. Мужчина закашлялся, но после приступа закурил еще одну сигарету.

— Как здоровье? — спросил он, отворачивая лицо от Любы.

Она поняла, что он хочет сплюнуть табачную слизь, но стесняется при ней.

«Старый, больной, весь скрюченный, а как мужчина еще не умер. Хочет сплюнуть, но не смеет. Присутствие дамы его стесняет. Ах да, он же спаситель! Ему не положено», — усмехнулась Люба, испытывая сочувствие к сидящему рядом малосимпатичному человеку.

— Все хорошо, — передернулась она, злясь на себя и немного на санитара. Люба привыкала к новому состоянию, ощущая, что стала другой, непохожей на себя, а самое главное, что прежней Любы уже никогда не будет. За время ее отсутствия на земле в ней самой и в окружающем мире произошли глобальные изменения. Нет, это не потепление климата и не его похолодание, это другое состояние. Оно новое и неизведанное. Его нужно прожить, пережить, а поначалу привыкнуть. Потом проще будет. А зачем все это?

— Зачем?

Вопрос прозвучал так, как если бы Люба крикнула в небо, охваченное северным сиянием где-нибудь в Ледовитом океане. Весь мир похож на Ледовитый океан. И люди ледяные, ненастоящие. И этот санитар такой же. Люба покосилась на него. Мужчина курил и молчал. Чувствовалось, как под куртку ползет холод — могильный, ледяной, пронизывающий до костей.

«Холодный ноябрь какой...» — поежилась Люба, мечтая попасть домой.

Только где теперь ее дом? В съемной квартире? У родителей?

— Не знаю, — усмехнулся мужчина. — Не знаю. Так положено.

— Что положено? Кем? — Люба приглушила голос, будто убавила звук в телефоне.

— Живым — жить. Мертвым — уходить. Жизнь так распорядилась.

Они помолчали. Люба дернула плечом, соглашаясь: он прав, этот странный мужчина. Живой должен жить.

— Скажите, а вы верите в бога? — спросила она, размышляя о том, что ведь кто-то вытащил ее с того света. Не санитар, с ним все ясно. А там, в мертвой пустоте, нашелся кто-то, кто не принял Любу, вернул обратно, к живым, пусть и несовершенным людям.

— Не знаю, вряд ли. — Мужчина затушил окурок в консервной банке. — Не думаю. Наверное, что-то есть.

Оба задумались. Люба уже высчитывала количество часов и минут, оставшихся до выписки, принимала решения, снимала жилье, меняла работу. В этих лихорадочных планах не было Анатолия. Его не было в мыслях. Его не было в жизни. Он ушел. Исчез. Испарился.

— Не ходи туда! Тебе туда не надо. Там пустота. Мрак. Бездна. Вся жизнь на этой земле. Здесь надо быть человеком. Здесь! Если жизнь тебя вернула, значит, надо жить, — сказал мужчина и приподнялся, словно кланяясь Любе.

— А кто вы? Как вас зовут? — крикнула она ему вслед, думая, что слишком много сегодня кричит и волнуется. Надо быть спокойнее.

— Рефуа шлема! — донеслось из освещенного пенала, пристроенного к больничному флигелю. Наверное, там хранили хозяйственный инвентарь.

Люба засмеялась и, кутаясь в короткую курточку, побежала в здание больницы. «В палате тепло, санитарки принесли обед, надо попросить у них чаю», — думала Люба, придерживая рукой капюшон куртки.

***

Утром пришла мама. Она уже поговорила с главврачом, побегала по ординаторским, перезнакомилась с докторами и медсестрами. В палату вкатили тумбу и поставили вазу с фруктами. Люба вздохнула: видимо, придется оправдываться, что-то говорить, но мама была приторно-вежливой и, кажется, не собиралась вступать в провокационные беседы с дочерью. Ей хватило медперсонала.

— Любочка, тебя завтра выписывают, мы приедем за тобой к часу. Документы будут готовы. Я обо всем договорилась. Ты рада, что вернешься домой?

— Мам?

Мама замолчала. Вопрос прозвучал двусмысленно. У Любы больше не было дома. Родительский дом перестал быть родным гнездом. Она из него улетела. За счастьем.

— Ты можешь вернуться на Стачек, там пустая квартира.

Пустая. Да. Понятно. Это означает, что Анатолия там нет. И хорошо, что нет. Люба представила ту квартиру, где они были счастливы. Почти два года. Это мало, и это целый век.

— Мама, я хочу вернуться на Стачек. У нас договор аренды не закончился. Зачем деньги терять? Ты не против?

— Что ты, Любочка, ты можешь жить там. Если сможешь.

— Смогу, мама, смогу!

— А… — мать запнулась, подыскивая нужные слова, но они, как назло, не находились, и пауза затянулась.

Люба решила помочь матери:

— Мам, ты не волнуйся, со мной все в порядке. Владимир Николаевич сказал, что на учет меня не поставят. Психушка мне не грозит. Буду посещать психолога. Это обязательно. И здоровье у меня хорошее. На Стачек жить смогу. И работу найду!

— Вот и хорошо, доченька.

Они обнялись, но тут же резко отпрянули друг от друга. Между ними стояла недоговоренность. Люба знала, что мама переживает из-за случившегося, но больше всего ее заботит репутация семьи и будущее Любино трудоустройство. Ее беспокоит, что подумают о Любе не только ее одноклассники и однокурсники, но также их родители и даже дедушки с бабушками. Как это происшествие отразится на карьере дочери. Вот о чем она думает. Если рассказать все, что до сих пор камнем лежит на душе, мама не поймет. Может, и не нужно ей этого знать? Люба молча перебирала одежду, привезенную мамой, просматривала почту в телефоне, читала сообщения. Их было много, и ни одного от Анатолия. Словно он уже умер. Его больше нет. Нигде.

— Мам, ты не знаешь, что такое «рефуа шлема»? — спросила Люба, тщетно нажимая на экран. Вайфай в больнице отсутствовал.

— Знаю. Скорейшего выздоровления! Это на иврите. Пожелание, которое непременно дойдет до бога. Его говорят искренне и от души. А кто тебе пожелал рефуа шлема?

— Тот санитар. Ну, тот, который спас меня, — буркнула Люба, удивляясь странному пожеланию.

Откуда санитар знает иврит? Изучает на досуге между пьянством и мытьем трупов?

— А-а, я уже слышала… Мне про него все рассказали. Он пенсионер. Работает здесь давно. Когда-то был большим начальником в органах. В Большом доме работал. К нему на прием не попасть было. А потом жизнь пошла под откос. Стал выпивать, докатился до санитара.

— Мама, что ты говоришь? «Докатился», «под откос»! Если бы не этот санитар, меня бы не было на этом свете. Он занят делом, которое ему нравится. Кто-то же должен этим заниматься?

— Да я и не спорю. Тебе запрещено волноваться. Просто хочу сказать, что у него было все, но он остался один и работает в морге. Что же тут хорошего? На иврите пожелание здоровья звучит красиво: рефуа шлема. Я знаю, как на татарском желают здоровья, но не так благозвучно: ин тиз терелу.

— Да уж! — Засмеялась Люба. — А по-русски совсем скучно: доброго вам здоровьичка!

— Не скучно, а по-доброму, по-свойски. Разумеется, не так красиво, как на иврите, согласна. И все-таки я пожелаю по-русски, по-нашему: скорого выздоровления тебе, доченька! Будь счастливой. До завтра, моя девочка, до завтра! Спи спокойно, без снов, страхов и волнений.

Мама ушла, оставив после себя волны запахов из другой жизни. Это были волнующие запахи: вдыхая аромат маминых духов и привычной любимой кухни, Люба остро захотела вернуться к нормальной жизни, но без Анатолия и пустых ожиданий. Если мое, оно само придет.

На следующий день Люба пошла в пристройку, чтобы, как положено, попрощаться с санитаром. Кажется, он так говорил — так положено! Она взяла пакет из маминых подношений докторам, из которого торчала бутылка дорогого коньяка, колбаса и сыр из Елисеевского гастронома, коробка с пирогами из «Штолле». Люба почти бежала, ей хотелось угостить странного мужчину с добрыми глазами.

«Он будет рад моему подарку. Хорошая еда, отличная выпивка. Этот человек внутренне свободен. Он всю жизнь мечтал о свободе. Он ее получил. Он переполнен чувством собственного достоинства. Я скажу ему хорошие слова, добрые, ведь благодаря ему я больше не боюсь жизни. И я не променяю ее на пустоту. Я больше не хочу в пустоту! Этот человек спас не только меня. Он спас мою душу!»

Люба рванула дверь — ручка оторвалась и повисла на одном шурупе. В каморке никого не было. Она оглянулась. По тропинке в одном халате и тапочках на босу ногу бежала санитарка Валя с пластмассовым тазом подмышкой.

— Уволился он, еще вчера ушел, — закричала Валя, отпихивая Любу от двери подсобки. — Пошел работать на кладбище. Сторожем. Давно хотел, да его не брали из-за пьянки. Теперь взяли. Он сказал, что завязал и на новой работе пить не будет.

Внутри загремели оцинкованные ведра, что-то упало.

— Да где это красное ведро? Куда он его подевал? Не взял же его с собой, — бушевала в подсобке Валя. — Нашла!

Она возникла в дверях с ведром, подозрительно оглядела пакет в руках у Любы и стремительно бросилась вперед по тропинке.

— А на каком кладбище он работает? — кинулась следом Люба.

— Не знаю, он никому не сказал. Уволился и все, и трудовую забрал.

Валя махнула рукой и пропала из виду. Она все делала стремительно: оголтело мыла полы, бегом разносила еду, молниеносно убирала в помещениях. Бегала по больничному двору в одном халате и никогда не болела. Люба улыбнулась вслед странной лихорадочной женщине и подумала, что больше этих людей никогда не увидит — ни Владимира Николаевича, ни Вячеслава Ивановича, ни Валю. И если увидит, то не узнает. А они повлияли на ее жизнь — просто так, на бегу, исходя из простых азов такой же простой жизни. Наверное, именно по этой причине бывший большой начальник из бывшего Большого дома стал санитаром в морге. Здесь не нужно думать о смысле жизни. Здесь сама жизнь является смыслом. Люба долго колесила по дорожкам и тропинкам больничного двора, пока снова не наткнулась на бегущую куда-то санитарку.

— Держите! Это вам! — Люба сунула пакет с содержимым в Валины руки.

— Да нам ведь никто ничего не приносит, — растерялась та, — в больницах все докторам несут. Иногда суют медсестрам и нянечкам. За уход. Но редко. А обслуживающий персонал за людей не считают. Не надо, не возьму!

— Возьмите, пожалуйста!

Люба с мольбой смотрела в Валины голубые глаза и тихо радовалась, что они никогда больше не увидятся. В этом нет необходимости. А санитара нужно найти во что бы то ни стало. В Петербурге много кладбищ, что усложняет задачу, одновременно расширяя границы поиска. Их необходимо сузить, эти границы. К тому же, при желании всегда можно отыскать нужного человека. Это же человек, а не иголка в стоге сена. Люба засмеялась. Как хорошо, что есть важное дело. Завтра же она займется этим и непременно найдет санитара, и пожелает ему «рефуа шлема». Да, так и скажет вместо приветствия: «Рефуа шлема, уважаемый санитар!» И он поймет, что она хочет ему сказать. Ведь жизнь для того и существует, чтобы люди понимали друг друга без лишних слов.

2016, 29 октября

www.promegalit.ru

Рефуа шлема, Владимир Абрамович! | ИСРАГЕО

Израиль
- Истории из истории
- Наша страна
- Новости страны
- Природа Святой земли
- Туристический дневник
- Фотомиг
Евреи
- Антисемитизм
- Диаспора
- Еврейская история
- Еврейские языки
- Еврейский вопрос
- Общественные организации
- Персоналии
- Традиции
- Холокост
География
- Курьер курьезов
- Лексикон путешественника
- Международная панорама
Общество
- Всемирная история
- Информбюро
- Криминал
- Медицина
- Научный подход
- Официальные сообщения
- Просвещение
- Ракурс
Политика
- Безопасность
- Деньги
- Колумнистика
- Политпросвет
- ЦАХАЛ
Культура
- Анонсы
- Искусство
- Кинематограф и телевидение
- Литература
- Музеи и выставки
- Музыка
- Театр
- Фестивали
- Чемоданчик
  - Блогжест
  - Былое и думы
  - Криминальное чтиво
  - Литературный портфель
  - Мистический реализм
  - Сатира и юмор
Lifestyle
- Домашние любимцы
- Заметки шопоголика
- Корзина потребителя
- Кулинарное путешествие
- Светская хроника
- Спорт
- Хобби
- Служба знакомств

Поиск

23 C

Tel Aviv District

11 октября 2018

Погода в Израиле
Служба знакомств
Реклама-Sales
О нас
- Журнал «Исрагео»
- Сайты и блоги "Исрагео"
- Правовая информация
- Визитная карточка
- Наши партнеры

ИСРАГЕО

Израиль
- ВсеИстории из историиНаша странаНовости страныПрирода Святой землиТуристический дневникФотомиг `ТЕМА ДНЯ
  На кого упал асимон
  `ТЕМА ДНЯ
  Убийственный огонь
  Новости страны
  Пожарная обстановка
  Наша страна
  У студентов-репатриантов начинается новый учебный год
Евреи

www.isrageo.com

Владимир Михайлович, рефуа шлема! | ИСРАГЕО

Израиль
- Истории из истории
- Наша страна
- Новости страны
- Природа Святой земли
- Туристический дневник
- Фотомиг
Евреи
- Антисемитизм
- Диаспора
- Еврейская история
- Еврейские языки
- Еврейский вопрос
- Общественные организации
- Персоналии
- Традиции
- Холокост
География
- Курьер курьезов
- Лексикон путешественника
- Международная панорама
Общество
- Всемирная история
- Информбюро
- Криминал
- Медицина
- Научный подход
- Официальные сообщения
- Просвещение
- Ракурс
Политика
- Безопасность
- Деньги
- Колумнистика
- Политпросвет
- ЦАХАЛ
Культура
- Анонсы
- Искусство
- Кинематограф и телевидение
- Литература
- Музеи и выставки
- Музыка
- Театр
- Фестивали
- Чемоданчик
  - Блогжест
  - Былое и думы
  - Криминальное чтиво
  - Литературный портфель
  - Мистический реализм
  - Сатира и юмор
Lifestyle
- Домашние любимцы
- Заметки шопоголика
- Корзина потребителя
- Кулинарное путешествие
- Светская хроника
- Спорт
- Хобби
- Служба знакомств

Поиск

23 C

Tel Aviv District

11 октября 2018

Погода в Израиле
Служба знакомств
Реклама-Sales
О нас
- Журнал «Исрагео»
- Сайты и блоги "Исрагео"
- Правовая информация
- Визитная карточка
- Наши партнеры

ИСРАГЕО

Израиль
- ВсеИстории из историиНаша странаНовости страныПрирода Святой землиТуристический дневникФотомиг `ТЕМА ДНЯ
  На кого упал асимон
  `ТЕМА ДНЯ
  Убийственный огонь
  Новости страны
  Пожарная обстановка
  Наша страна
  У студентов-репатриантов начинается новый учебный год
Евреи

www.isrageo.com

Шлем - Перевод на иврит - примеры русский

На основании Вашего запроса эти примеры могут содержать грубую лексику.

На основании Вашего запроса эти примеры могут содержать разговорную лексику.

Вы ведь не всегда носите шлем?

אתה לא תמיד חובש קסדה, נכון רצוי שתחבוש הערב.?

Ётот шлем считывает твою и мою энергию.

קסדה זו קוראת האנרגיה ממך ולי.

Ладно, быстро хватай бейсбольный шлем Бобби.

מהר, תביא את קסדת הבייסבול של בובי?.

Возможно, придётся достать тебе шлем, чтобы глаза не слезились.

אולי אצטרך לבהיא לך קסדה כדי שהפנים שלך לא יפצעו.

Но когда придет время, у тебя хотя бы будет шлем для этого.

אך כשהעת תגיע לפחות תהיה לך קסדה בשביל זה

Наша страховка этого не предусматривает, что мне напомнило... у вас есть шлем?

הביטוח לא מכסה את זה, מה שמזכיר לי יש לך קסדה?

Когда я уезжал в колледж, мои родители купили мне велосипедный шлем.

כשלמדתי במכללה, ההורים שלי קנו לי קסדה לאופניים.

О, у меня есть шлем!

Теперь я знаю, зачем вы носите шлем.

עכשיו אני יודע למה אתה לובש קסדה.

Я надену шлем в его гостиной.

כן, אני אחבוש קסדה בסלון שלו

Тебе следует надеть шлем в следующий раз.

אתה צריך להרכיב קסדה בפעם הבאה.

"Я не буду оперировать, не надев защитный шлем".

"אני לא אעשה ניתוחים ללא קסדה".

У моего друга есть шлем, и он собирается позволить нам бросать ботинки в его голову.

לחבר שלי יש קסדה, והוא הולך לתת לנו לזרוק נעליים על הראש שלו.

И, конечно, именно в этот день мне пришлось надеть шлем.

וברור שדווקא ביום הזה אני צריך לחבוש קסדה.

Ты что, носил шлем? Боже, я думал, это будет более заметным событием.

הייתה לך קסדה בחיי, הייתי בטוח שזה יהיה עניין הרבה יותר רציני?.

Эй, мистер, вы забыли шлем одеть - А он мне не нужен.

אדוני, אתה צריך קסדה אל תדאג בקשר לזה

Шлем, очки на лбу, без сомнения, это шутка.

סרט-מצח, משקפים על המצח כבדיחה, אין ספק.

Шлем одет, значит, как кто-то выйдет, он войдет.

הוא חבש את הקסדה אז הם יכנסו ביציאה הבאה.

Мы спасаем этих людей без потерь жизней американцев потому что мы шлем только эскадрилью

להציל אנשים אלה, ב ללא אובדן של חיים אמריקאים, כי אנחנו שולחים רק בטייסת

Сэр, если хотите, можете снять шлем.

context.reverso.net

Шлем — с иврита на русский

шлем — шлем, а [не лё] … Русское словесное ударение

шлем — шлем, а … Русский орфографический словарь

шлем — сущ., м., употр. сравн. часто Морфология: (нет) чего? шлема, чему? шлему, (вижу) что? шлем, чем? шлемом, о чём? о шлеме; мн. что? шлемы, (нет) чего? шлемов, чему? шлемам, (вижу) что? шлемы, чем? шлемами, о чём? о шлемах 1. Шлемом называется… … Толковый словарь Дмитриева

шлем — ШЛЕМ , а, м. Выигрыш всех взяток одним игроком или партнёрами, играющими вместе. ◘ Что за игра валит вот так то шлем! В.Ф. Одоевский. Живой мертвец, 1838. ◘ Что ж он думает, что я так слаб, что не могу протянуть далеко руку ,… … Карточная терминология и жаргон XIX века

шлем — 1. ШЛЕМ, а; м. 1. Старинный воинский металлический головной убор, защищавший от ударов холодным оружием. Рыцарь в шлеме. Золотой ш. Ш. римского воина. 2. Специальный головной убор, предохраняющий голову от ушибов, ранений, от лучей тропического… … Энциклопедический словарь

ШЛЕМ — 1. ШЛЕМ1, шлема, муж. 1. Один из старинных воинских доспехов металлический головной убор, защищавший от ударов холодным оружием. «Мимо дротики летали, шлема меч не рассекал.» Пушкин. «Я разрубил ему шлем с головою.» Языков. 2. Специальный… … Толковый словарь Ушакова

шлем — а, м. chelem m. &LT; être chelem не взять ни одной взятки &LT;англ. slam. В некоторых карточных играх положение, при котором противник получил менее положенного числа взяток. БАС 1. В карточных играх вист и бостон значит взятие одною из играющих… … Исторический словарь галлицизмов русского языка

ШЛЕМ — (англ. от toslam убить, умертвить). 1) древний и средневековой металлический головной убор воинов. 2) в некоторых карточных играх, так называется случай взятия всех взяток одною из играющих сторон. Словарь иностранных слов, вошедших в состав… … Словарь иностранных слов русского языка

Шлем — защитный головной убор в составе воинского доспеха. Назв. заимствовано из церк. слав. Шльмъ , исконнорус. Шелом . Первые свидетельства о Ш. относятся к эпохе бронзы долины Евфрата, Египта, Греции. Кожаные и металлические Ш. получили… … Российский гуманитарный энциклопедический словарь

Шлем — I м. 1. Старинный воинский металлический головной убор, защищавший от ударов холодным оружием. 2. Головной убор особого покроя, закрывающий голову и шею. 3. Специальный головной убор, предохраняющий голову от ранений, ушибов, лучей тропического… … Современный толковый словарь русского языка Ефремовой

translate.academic.ru

шлема — с русского на иврит

шлема — сущ., кол во синонимов: 1 • спирт (101) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов

шлема — I шлема, презрительное прозвище еврея , смол. (Добровольский). Из еврейско нем. Schloma Соломон (Штерн 74). II дерево, которое не гниет , только др. русск. (Сказ. Инд. царст. ХV в.; см. Гудзий, Хрест. 52). Неясно, ср. слемя, выше … Этимологический словарь русского языка Макса Фасмера

Шлема ("Тарас Бульба") — Смотри также Жид, белый, как глина … Словарь литературных типов

Турниры Большого шлема (теннис) — У этого термина существуют и другие значения, см. Турниры Большого шлема. Турниры Большого шлема (англ. Grand Slam tournaments) в современном теннисе четыре самых крупных ежегодных турнира (в порядке проведения в течение сезона):… … Википедия

Список чемпионов турниров Большого шлема в женском одиночном разряде — Список победителей турниров Большого шлема среди женщин. Содержание 1 Открытая эра 1.1 Список по годам 1.2 Список … Википедия

Список чемпионов турниров Большого шлема в мужском одиночном разряде — Список победителей турниров Большого шлема среди мужчин. Содержание 1 Открытая эра 1.1 Список по годам 1.2 Список … Википедия

Кубок Большого шлема — Место проведения Мюнхен Германия Покрытие Ковёр(I) Мировой тур ATP Категория Нет Мировой тур WTA Категория Нет Кубок Большого шлема (англ. Grand Slam Cup) ежегодный теннисный турнир, проводившийся с 1990 по 1999 го … Википедия

Турниры Большого Шлема (теннис) — Турниры Большого Шлема (англ. Grand Slam tournaments) в современном теннисе четыре самых крупных ежегодных турнира (в порядке проведения в течение сезона): Открытый чемпионат Австралии, Открытый чемпионат Франции, Уимблдонский турнир, Открытый… … Википедия

Кубок Большого Шлема — Место проведения Мюнхен Германия Покрытие Ковёр(I) Мировой Тур ATP Категория Нет Мировой Тур WTA Категория Нет Кубок Большого шлема (англ. Grand Slam Cup) ежегодный теннисный турнир, проводившийся с 1990 по 1999 год в Мюнхене (Германия … Википедия

Турнир Большого Шлема — Турниры Большого шлема (англ. Grand Slam tournaments) в современном теннисе четыре самых крупных ежегодных турнира (в порядке проведения в течение сезона): Открытый чемпионат Австралии, Открытый чемпионат Франции, Уимблдонский турнир, Открытый… … Википедия

Бад-Шлема — Община Бад Шлема Bad Schlema Герб … Википедия

translate.academic.ru