Шли годы. Смеркалось…. Шли годы
Шли годы. Смеркалось... - Поговорим?)
Ах, эта болтовня в комментах! Иной раз сболтнешь да и вспомнишь что-нибудь такое душераздирательное, что... слезы бурным потоком и тут же хочется поделиться)Сегодня сболтнула про Евг. Сазонова. Помните? Людовед и душелюб. А также эссенизатор, создатель романа века "Бурный поток", автор многочисленных раздумин и прочей нетленки... Не помните? Значит, вам не повезло уметь читать (а возможно, даже еще и родиться) в те благословенные времена, когда жил, творил и публиковался на страницах "Литературной газеты" великий Евг. Сазонов. Ну или не повезло ознакомиться с его нетленками во времена иные.Евг. Сазонов ворвался в литературку в конце 1960-х. И сразу - мощно. Романом века "Бурный поток". Сегодня можно смело утверждать: романом пророческим.Слова, которыми начинается роман, вынесены в заголовок этой публикации: "Шли годы. Смеркалось..." Это ли не пророчество?! Обо всем, что сталось потом. И еще станется!Прочитав первые слова романа, оторваться от него уже невозможно, поэтому привожу его полный текст для тех, кому не посчастливилось быть знакомым с творениями великого Евг. Сазонова. Отмечу: ваше восприятие романа будет цельным, вы прочитаете его сразу весь и очень быстро, тогда как его первые читатели, бывало, подолгу ждали продолжения.
БУРНЫЙ ПОТОКГлава 1.Шли годы. Смеркалось. В дверь кто-то постучал.- Кто там? - спросила Анна радостно, не подозревая, что ее ждет впереди.Ответа не последовало.- Кто там? - повторила вопрос Анна, услышав чье-то жаркое мужское дыхание там, за дверью.- Откройте, - наконец донеслось до ее ушей.Кровь хлынула к лицу Анны. Воспоминания обо всей прожитой жизни молниеносно пронеслись в ее голове.Все замерло вокруг. Только было слышно, как на кухне медленно и ритмично капает из крана воды.- Федя?.. Ты-ы? - спросила Анна, будучи почти без чувств.- Да, Анна, это я, Федя, - донеслось из-за двери.- Верну-уу-уу-улся! - закричала Анна, и слезы бурным потоком хлынули из ее глаз.Глава 2.Утром, идя на работу, Анна чувствовала себя счастливой и всю дорогу думала о Федоре, о его немеркнущем, загубленном таланте.- Теперь он мой! Мой! - хотелось ей крикнуть на весь троллейбус, чтобы весь мир, весь земной шар, все люди на свете услышали о ее огромной негасимой любви.- Вы на следующей сходите? - почему-то спросила она. И, не ожидая ответа, тут же почему-то вышла.- Почему вы опоздали? - спросила Анну завуч Вероника Николаевна, старая, опытная педагог.Войдя в класс, Анна сразу почувствовала себя моложе. Рассказывая детям о Пушкине, она думала о Федоре. И было неизвестно. кого из них она любила больше.А когда урок завершился...прозвенел третий звонок. А вечером...Вечерело...Дома было тихо. Только было слышно, как в соседней квартире кто-то в кого-то изредка стреляет."А где же Федор?" - пронеслось у Анны по лицу. Постель была застелена...- Уще-ее-ел! - закричала Анна, и слезы бурным потоком хлынули по ее красивой обветренной голове.
На фотографии к этой публикации запечатлен момент с "научно-практической" первоапрельской конференции, посвященной Евг. Сазонову и его "Сазониаде". Она проходила на фоне портрета мастера в начале 1980-х годов на филологическом факультете Калининского (ныне Тверского) государственного университета. Слева на снимке очень серьезная - это я) Поскольку восседала в президиуме, пришлось всю конференцию держать лицо. Было трудно. Потому что было очень смешно)))А если кто давно не перечитывал Евг. Сазонова или, тем паче, никогда не читал, предлагаю небольшую подборочку избранного, обнаруженного на просторах "тырнета" (здесь и здесь).
МИНИ-ЭССЕ О ЛИТЕРАТУРЕ* * *Совсем не фокус – печь томаБригадным методом Дюма!* * *Знает весь микрорайон,За что повешен был Вийон.* * *И мы писать романы могем,Как Соммерсет, простите, Моэм.* * *Я в мастерстве – пари держу -Не уступаю Занд Жоржу!* * *Лишь я один во всей ЕвропеСравним с самим де Вегой Лопе!* * *Хемингуэй работал стояИ потому не знал простоя!* * *Быть лордом лучше, чем бароном:Давно доказано Байроном.«Литературная газета» (№45, 1970)РАЗДУМИНЫСтихи с недоговоркамиПо реке по голубойНашу лодочку несло,И друг друга мы с тобойПонимали с полусло…Говорил я на зареО любви моей слова,И мои стихотворе…Тебя очень волнова…Мы бродили при луне,Был тебе я по душе.Почему ж ты вдруг ко мнеИзменила отноше?..Иль былое пустяки,Все забыто от и до?Иль теперь мои стихиДля тебя малохудо?..Нет покою мне нигде,Изменился я в лице.Да, мои произведе…Ты теперь недооце!..
Говорят недаром все:Ходишь ты с другим уже -То ли, может, с Евтуше?..То ли, может, с Вознесе?..«Литературная газета» (№2, 1972)ДЕТСКИЕ СТИХИОт бывшего юного автораВ детстве и юности, изучая жизнь в ее многообразных проявлениях, я не успел написать свои ранние произведения. И только недавно, уступая справедливым требованиям моих биографов и исследователей, я в свободное от работы время создал свои детские и юношеские стихи и любезно согласился познакомить с ними читателей «ЛГ».Евгений СазоновОт собирателя и публикатораПод каждым стихотворением указано, сколько лет можно было дать автору в те годы, когда он писал эти стихи.ЭпиграфДа, был и я когда-то малышом,и было мне три с половиной года. -И в самом малом,и в совсем большомумеет быть талантливой природа!Евгений СазоновИз автобиографической поэмы«Моя большая жизнь».ЦветочкиНа окне стоит горшочек,распустился в нем цветочек.Женя тоже как цветочек –и у Жени есть горшочек.Это стихотворение Женя Сазонов сочинил в 3,5 года.СоскаЯ с молоком всосал любовь к роману,и соску я выплевывать не стану.До зрелых лет, до старческих годовсосать ее, любимую, готов.Чтоб не сказал какой-нибудь болван,что я из пальца высосал роман.Сочинил в 3,5 года.Первая раздуминаНужны года, чтобы поэтом стать,чтоб темы жизни накопить для отраженья.И я не сразу стал талантливо писать,хотя вовсю пописывал с рожденья.4 года.Раздумина о происхождении словА если тот, кто выдумал слова,всё перепутал много лет назади то, что называют «голова»,на самом деле означает что-нибудь совсем другое?5 лет.Воспоминания о детствеЯ вспоминаю детство иногда:лежу в кроватке и смотрю сквозь сеткуи думаю: «Скорей бы шли года –так надоело видеть небо в клетку».8 лет.Стуки(неоконченная поэма)Стучат сердца, сойдяся близко.Стучит отбойный молоток.Колеса. Дятел. Машинистка.И конь копытами: цок-цок.Часы – начало всех начал –стучат. И даже бьют порою.Вот кто-то в двери постучал.Простите, я пойду открою…На этом поэма обрывается.15 лет.Честно признаюсь: из детских стихов Евг. Сазонова мне всегда особенно нравилась "Раздумина о происхождении слов")))
laralelya.livejournal.com
Шли годы. Смеркалось… - Литературная газета
ЛЕТОПИСЬ «КЛУБА ДС»
Бывает же такое… Сама фамилия Веселовского взывала к служению юмору. А ещё он был рыжий. И это тоже знак природы в том же направлении. Цирк, да и только!
Однако этим внешним моментам можно придать значение, если не знать, что Виктор Васильевич Веселовский, в быту просто Витька, был незаменимым человеком на своём месте – в должности редактора 16-й полосы «Литературной газеты».
Тысячелетие на дворе стояло, мягко говоря, не слишком предрасположенное к всеобщему смеху. Да, на эстраде творил свои шедевры искромётный Райкин. Да, было множество попыток расширить рамки дозволенного, но всем памятны были и ждановщина в отношении Зощенко, и отсидка Эрдмана за свои басни, и крысиные фельетоны Давида Заславского в «Правде» против «космополитов». Оставались орган ЦК журнал «Крокодил» и Леонид Ленч да Семён Нариньяни – золотые перья несмешной псевдосатиры.
И тут вдруг появляется на страницах «Литературки» некто Леонид Лиходеев, сразу ставший действительно золотым пером. Это был долгожданный сигнал, что сатира жива, что фельетоны – самый читаемый материал на газетной странице.
В «Литературной газете» решено было воспользоваться хрущёвской постоттепельной видимостью свободы, создав «уголок сатиры и юмора» и предоставив ему целую полосу, правда, последнюю.
Во главе Клуба, «главным администратором», поставили журналиста Виктора Веселовского, которого переманили из «Недели» – тоже весьма живого издания – приложения к либеральным под крылом Аджубея «Известиям».
Виктор быстро сделался в «ЛГ» своим – благодаря опыту, полученному в «Неделе», но главное – благодаря особому дару: умению «проталкивать» через начальство острые материалы. Несметное количество раз он ходил по кабинетам и возвращался с победой: текст шёл в набор.
Начальства было много, мы только и слышали их клички: Тер, Сыр, Чак… Каждый по-своему курировал отдел. Тер мог пропустить. Или не пропустить. Сыр мог поддержать. Или не поддержать. Чак мог снять. Или не снять.
Тером звался член редколлегии Тертерян. Сыром – зам. главного Сырокомский. Чак – это Александр Борисович Чаковский, главный редактор. Он был членом ЦК, при этом курил сигару и ходил по редакции в жилетке, подражая, видимо, Херсту. Однажды я был свидетелем забавного эпизода в коридоре редакции, где навстречу очкастому Чаковскому – с пробором, разделяющим прилизанные бриолином волосы, – шёл писатель Солоухин: в валенках, на пальце огромный перстень с изображением какого-то царя. Они поздоровались и пошли в обнимку в светоносный кабинет Главного.
Вот в такой обстановке работал Виктор Веселовский. Для начала он собрал нас на так называемую мозговую атаку.– Надо придумать необычные рубрики, – поставил он задачу. – Они должны быть постоянными, из номера в номер.И я горжусь, что имею отношение к рождению такого жанра, как «Рога и копыта», – маленькие пародийные информации сразу завоёвывали читательское признание.
Используя полученный имидж, Клуб под руководством Веселовского шагнул на телевидение и в концертные залы. Витя лихо присваивал нравившиеся публике чужие шутки, но это не был какой-то мерзкий плагиат – просто он демонстрировал лучшие тексты от имени Клуба, и авторы охотно прощали ему эти мелочи – зачем считаться, кто что бросил в общий котёл?!
Рядом с Витей блистал своей улыбкой Илюша Суслов. На вопрос «Третьим будешь?» всегда откликался Виталик Резников, которому я бы – по его внешним данным – посулил роль Васи Тёркина, он бы справился.
В Клубе часто болтался неподражаемый Володя Владин, интеллигентский трёп которого заряжал постоянным шутовством и ёрничаньем по любому поводу. Сюда приходили Гриша Горин и Аркаша Арканов, и все понимали – пришли наши классики, однако все тут были на равных, даже графоманам, пробившимся в комнату Клуба, доставалось чуток внимания.
Я хочу сказать, что Веселовский создал мощнейшую команду, которая состояла сплошь из личностей первого сорта, из литературных клоунов высокого класса.
Читатель рассмеялся. Советский читатель впервые за долгие годы угрюмства вдруг почувствовал, что жизнь – смешна! Это был прорыв в другое время. Может быть, то, что потом было названо «перестройкой», начиналось и здесь. Выход КАЖДОГО номера «Литгазеты» с 16-й полосой превращался в праздник интеллигенции всей страны.
Я не преувеличиваю. Иначе чем объяснить полные залы Ленинградского дворца «Октябрьский» по 3 тысячи человек 3 (три!) раза в день? «Встречи с Клубом» вёл Веселовский, к уже упомянутой команде присоединились со своей «иронической прозой» Василий Аксёнов, Виктория Токарева… И что там творилось, когда на сцену выходили с пародиями долговязый Саша Иванов и в тот момент никому не известный юнец Гена Хазанов, а вослед выступала специально приглашённая эстрадная студия МГУ «Наш дом» – тоже с никому не ведомыми Александром Филиппенко и Семёном Фарадой!..
Веселовский умел править так, чтобы не испортить текст. Это мастерство сродни умению бегать в ливень между струйками и оставаться сухим. Когда я придумал Евгения Сазонова и первые главы романа «Бурный поток», он, восторженно приняв идею – создать типовой образ выдуманного советского писателя, – споткнулся о первую фразу: «Шли годы. Смеркалось».
– Это на что намёк? – спросил он. – На то, что у нас ничего не происходит?Я промямлил:– Ну почему?.. Просто сомкнулись два расхожих штампа.– Мне-то не говори! – поднял голову Витя. – Я же понимаю, что тут не про штампы.– С чего ты взял?– Смеркалось – значит, становилось всё темнее и темнее. Ежу понятно.– Ну, не знаю… – попробовал я вяло протестовать. – Я не это имел в виду.– Не это?.. Тогда что?– «Смеркалось» означает одно – то, что смеркалось. И ничего больше.– А контекст? – спросил Веселовский.– Нет у меня никакого контекста.– Есть. Да ещё с подтекстом.– Где?.. В чём?.. Покажи.– Да вот же, вот… «Шли годы»!.. Это и есть контекст с подтекстом. Мол, на протяжении многих лет страна погружается во тьму. И скоро будет что?– Что?– Конец света. Полный мрак. Тьма-тьмущая. – Витя будто был рад этому обстоятельству. Его редакторский глаз горел. – Это же… картина нашей жизни!Притворяться было глупо, и я признал:– Да, картина. И что – переделывать?..– Нет. Попробую предложить. Авось проскочит.Проскочило!..Много лет спустя один мой товарищ сделал комплимент:– В этой твоей фразе – весь период застоя. Как они не просекли?– Веселовский просёк, – сказал я и поведал товарищу другую байку про того же «людоведа и душелюба».После публикации романа «Бурный поток» Витя предложил мне публиковать так же по строчке в каждом номере биографию выдуманного мною писателя. Я тут же сочинил: «Евгений Сазонов родился в 1937 году. Продолжение следует».Витя улыбнулся и произнёс:– Не пройдёт.– Почему?– 37-й год не пройдёт, старичок. Надо заменять.– Понял, – сказал я. – А 36-й можно?– 36-й можно.Я тут же исправил: «Евгений Сазонов родился в 1936 году. Продолжение следует».Веселовский прочёл и расхохотался.– Это какое-такое «продолжение» будет в 37-м году?– Не знаю. Ты сказал «можно» – я исправил.– Ладно, – сказал Виктор, – попробую с 36-м. Авось не просекут.– Но ты же просёк!– Я другое дело. Важно, чтобы ОНИ не просекли.Они опять не просекли.Он любил жизнь во всех её проявлениях – иногда с таким безумным перебором, который ведёт грешника прямо в адову пропасть. Но даже и на этих раблезианских дорожках он не терял обаяния и мужского достоинства. Мы учились вместе на одном курсе в МГУ, на факультете журналистики, – alma mater приспособила нас к умению сдавать на пятёрки марксизм-ленинизм без всякой веры в коммунизм, но при этом ненавидеть лицемерие и не прощать подлость. Веселовский иногда казался циником, но это была его самозащита от реальности, настаивающей на фальши.
…Вот уж сколько времени прошло, как Виктора Васильевича, дорогого нашего Вити, Витьки, Веселовского, нет с нами. И какого времени!.. Бурный поток!Шли годы. Смеркалось.Продолжение следует.
Марк РОЗОВСКИЙ
Печатается в «ЛГ» с 1967 года
lgz.ru
А. С. Пушкин Анне Керн
Страницы - 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Одно из самых знаменитых стихотворений в русской лирике было посвящено Анне Петровне Керн (1800—1879).
К***
Я помню чудное мгновенье:Передо мной явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной,В тревогах шумной суеты,Звучал мне долго голос нежныйИ снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежныйРассеял прежние мечты,И я забыл твой голос нежный,Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточеньяТянулись тихо дни моиБез божества, без вдохновенья,Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:И вот опять явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,И для него воскресли вновьИ божество, и вдохновенье,И жизнь, и слезы, и любовь.июль 1825
Эти стихи не только навеки прославили А. П. Керн, но стали подлинным гимном любви, ее самым чистым выражением. Воздействие стихов было усилено музыкой М. И. Глинки, которую тот написал в 1839 году, посвятив ее дочери А. П. Керн —- Екатерине Ермольевне. Так мать и дочь были навсегда введены в историю русской поэзии и музыки. Однако при всей автобиографичности пушкинская лирика была прежде всего результатом поэтической фантазии.Еще в декабре 1824 года он спрашивал в письме у приятеля: «Объясни мне, милый, что такое А. П. Керн, которая написала много нежностей обо мне своей кузине? Говорят, она премиленькая вещь — но   с л а в н ы   Л у б н ы   з а   г о р а м и».
Полгода спустя Анна Петровна приехала недели на три в Тригорское, и поэт, едва увидев ее, влюбился. Через два дня после ее отъезда писал: «Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь — камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа, я пишу много стихов — все это, если хотите, очень похоже на любовь, но клянусь вам, что это совсем не то. Будь я влюблен, в воскресенье со мной сделались бы судороги от бешенства и ревности, между тем мне было только досадно...» В письме же, адресованном самой Анне Керн и написанном в середине августа (месяца еще не минуло), он уже вовсю иронизировал, не скрывая своей насмешки: «Перечитываю ваше письмо вдоль и поперек и говорю: милая! прелесть! божественная!.. а потом: ах, мерзкая! — Простите, прекрасная и нежная, но это так. Нет никакого сомнения в том, что вы божественны, но иногда вам не хватает здравого смысла... Вы уверяете, что я не знаю вашего характера. А какое мне до него дело? очень он мне нужен — разве у хорошеньких женщин должен быть характер? главное — это глаза, зубы, ручки, и ножки...»
«Гений чистой красоты» — это и цитата из стихотворения Жуковского «Лалла Рук», и полемика с ним: у Жуковского этот образ — мистический символ совершенства, недостижимого в реальном мире, у Пушкина — восхищение реальной, земной красотой.Позднее Пушкин и Керн встречались в Петербурге, поддерживали добрые, отношения, но ничего похожего на чувство, породившее «Я помню чудное мгновение», не возникало. Это было действительно всего лишь мгновенье. В стихах, написанных Пушкиным в альбом Анне Петровне, только шутливое озорство, вроде:
Вези, вези, не жалей,Со мной ехать веселей.
Или:
Мне изюмНейдет на ум.ЦуккербродНе лезет в рот,Пастила нехорошаБез тебя, моя душа.
ВАКХИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ
Что смолкнул веселия глас?Раздайтесь, вакхальны припевы!Да здравствуют нежные девыИ юные жены, любившие нас!Полнее стакан наливайте!На звонкое дноВ густое виноЗаветные кольца бросайте!Подымем бокалы, содвинем их разом!Да здравствуют музы, да здравствует разум!Ты, солнце святое, гори!Как эта лампада бледнеетПред ясным восходом зари,Так ложная мудрость мерцает и тлеетПред солнцем бессмертным ума.Да здравствует солнце, да скроется тьма!1825
* * *В крови горит огонь желанья.Душа тобой уязвлена,Лобзай меня: твои лобзаньяМне слаще мирра и вина.Склонись ко мне главою нежной,И да почию безмятежный,Пока дохнет веселый деньИ двигнется ночная тень.
* * *Вертоград моей сестры,Вертоград уединенный;Чистый ключ у ней с горыНе бежит запечатленный.У меня плоды блестятНаливные, золотые;У меня бегут, шумятВоды чистые, живые.Нард, алой и киннамонБлаговонием богаты:Лишь повеет аквилон,И закаплют ароматы.
Оба стихотворения представляют собой вариации на библейские мотивы из «Песни песней». Ср. «Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина. От благовония мастей твоих имя твое — как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя...» «Пришел я в сад мой, сестра моя, невеста; набрал мирры моей с ароматами моими, поел сотов моих с медом моим...» Вертоград— сад, виноградник; миро — благовонное масло.
К***
Ты богоматерь, нет сомненья,Не та, которая красойПленила только дух святой,Мила ты всем без исключенья;Не та, которая ХристаРодила, не спросясь супруга.Есть бог другой земного круга —Ему послушна красота,Он бог Парни, Тибулла, Мура,Им мучусь, им утешен я.Он весь в тебя — ты мать Амура,Ты богородица моя.1826
Т и б у л л   А л ь б и й (I в. до н. э.) — римский поэт, воспевавший в своих элегиях уют домашнего очага, верность любимой подруге.М у р   Т о м а с (1779—1852) — английский поэт, известен романтическими «Ирландскими мелодиями», поэмой «Лалла Рук», переведенной Жуковским. Незадолго перед стихами Пушкина вышла поэма «Любовь ангелов» (1823).
Читать дальше — А. С. Пушкин. Стихи о любви - стр. 9
Назад, на стр. 7
www.lovelegends.ru
Шли годы. Смеркалось… — ЛитСнаб.ru. Литература+
Летопись «Клуба 12 стульев». Из истории «Литературной газеты» и романа века Евгения Сазонова «Бурный поток».
Бывает же такое… Сама фамилия Веселовского взывала к служению юмору. А ещё он был рыжий. И это тоже знак природы в том же направлении. Цирк, да и только!
Однако этим внешним моментам можно придать значение, если не знать, что Виктор Васильевич Веселовский, в быту просто Витька, был незаменимым человеком на своём месте – в должности редактора 16-й полосы «Литературной газеты».
Тысячелетие на дворе стояло, мягко говоря, не слишком предрасположенное к всеобщему смеху. Да, на эстраде творил свои шедевры искромётный Райкин. Да, было множество попыток расширить рамки дозволенного, но всем памятны были и ждановщина в отношении Зощенко, и отсидка Эрдмана за свои басни, и крысиные фельетоны Давида Заславского в «Правде» против «космополитов». Оставались орган ЦК журнал «Крокодил» и Леонид Ленч да Семён Нариньяни – золотые перья несмешной псевдосатиры.И тут вдруг появляется на страницах «Литературки» некто Леонид Лиходеев, сразу ставший действительно золотым пером. Это был долгожданный сигнал, что сатира жива, что фельетоны – самый читаемый материал на газетной странице.
В «Литературной газете» решено было воспользоваться хрущёвской постоттепельной видимостью свободы, создав «уголок сатиры и юмора» и предоставив ему целую полосу, правда, последнюю.
Во главе Клуба, «главным администратором», поставили журналиста Виктора Веселовского, которого переманили из «Недели» – тоже весьма живого издания – приложения к либеральным под крылом Аджубея «Известиям».
Виктор быстро сделался в «ЛГ» своим – благодаря опыту, полученному в «Неделе», но главное – благодаря особому дару: умению «проталкивать» через начальство острые материалы. Несметное количество раз он ходил по кабинетам и возвращался с победой: текст шёл в набор.
Начальства было много, мы только и слышали их клички: Тер, Сыр, Чак… Каждый по-своему курировал отдел. Тер мог пропустить. Или не пропустить. Сыр мог поддержать. Или не поддержать. Чак мог снять. Или не снять.
Тером звался член редколлегии Тертерян. Сыром – зам. главного Сырокомский. Чак – это Александр Борисович Чаковский, главный редактор. Он был членом ЦК, при этом курил сигару и ходил по редакции в жилетке, подражая, видимо, Херсту. Однажды я был свидетелем забавного эпизода в коридоре редакции, где навстречу очкастому Чаковскому – с пробором, разделяющим прилизанные бриолином волосы, – шёл писатель Солоухин: в валенках, на пальце огромный перстень с изображением какого-то царя. Они поздоровались и пошли в обнимку в светоносный кабинет Главного.
Вот в такой обстановке работал Виктор Веселовский. Для начала он собрал нас на так называемую мозговую атаку.– Надо придумать необычные рубрики, – поставил он задачу. – Они должны быть постоянными, из номера в номер.И я горжусь, что имею отношение к рождению такого жанра, как «Рога и копыта», – маленькие пародийные информации сразу завоёвывали читательское признание.
Используя полученный имидж, Клуб под руководством Веселовского шагнул на телевидение и в концертные залы. Витя лихо присваивал нравившиеся публике чужие шутки, но это не был какой-то мерзкий плагиат – просто он демонстрировал лучшие тексты от имени Клуба, и авторы охотно прощали ему эти мелочи – зачем считаться, кто что бросил в общий котёл?!
Рядом с Витей блистал своей улыбкой Илюша Суслов. На вопрос «Третьим будешь?» всегда откликался Виталик Резников, которому я бы – по его внешним данным – посулил роль Васи Тёркина, он бы справился.
В Клубе часто болтался неподражаемый Володя Владин, интеллигентский трёп которого заряжал постоянным шутовством и ёрничаньем по любому поводу. Сюда приходили Гриша Горин и Аркаша Арканов, и все понимали – пришли наши классики, однако все тут были на равных, даже графоманам, пробившимся в комнату Клуба, доставалось чуток внимания.
Я хочу сказать, что Веселовский создал мощнейшую команду, которая состояла сплошь из личностей первого сорта, из литературных клоунов высокого класса.
Читатель рассмеялся. Советский читатель впервые за долгие годы угрюмства вдруг почувствовал, что жизнь – смешна! Это был прорыв в другое время. Может быть, то, что потом было названо «перестройкой», начиналось и здесь. Выход КАЖДОГО номера «Литгазеты» с 16-й полосой превращался в праздник интеллигенции всей страны.
Я не преувеличиваю. Иначе чем объяснить полные залы Ленинградского дворца «Октябрьский» по 3 тысячи человек 3 (три!) раза в день? «Встречи с Клубом» вёл Веселовский, к уже упомянутой команде присоединились со своей «иронической прозой» Василий Аксёнов, Виктория Токарева… И что там творилось, когда на сцену выходили с пародиями долговязый Саша Иванов и в тот момент никому не известный юнец Гена Хазанов, а вослед выступала специально приглашённая эстрадная студия МГУ «Наш дом» – тоже с никому не ведомыми Александром Филиппенко и Семёном Фарадой!..
Веселовский умел править так, чтобы не испортить текст. Это мастерство сродни умению бегать в ливень между струйками и оставаться сухим. Когда я придумал Евгения Сазонова и первые главы романа «Бурный поток», он, восторженно приняв идею – создать типовой образ выдуманного советского писателя, – споткнулся о первую фразу: «Шли годы. Смеркалось».
– Это на что намёк? – спросил он. – На то, что у нас ничего не происходит?Я промямлил:– Ну почему?.. Просто сомкнулись два расхожих штампа.– Мне-то не говори! – поднял голову Витя. – Я же понимаю, что тут не про штампы.– С чего ты взял?– Смеркалось – значит, становилось всё темнее и темнее. Ежу понятно.– Ну, не знаю… – попробовал я вяло протестовать. – Я не это имел в виду.– Не это?.. Тогда что?– «Смеркалось» означает одно – то, что смеркалось. И ничего больше.– А контекст? – спросил Веселовский.– Нет у меня никакого контекста.– Есть. Да ещё с подтекстом.– Где?.. В чём?.. Покажи.– Да вот же, вот… «Шли годы»!.. Это и есть контекст с подтекстом. Мол, на протяжении многих лет страна погружается во тьму. И скоро будет что?– Что?– Конец света. Полный мрак. Тьма-тьмущая. – Витя будто был рад этому обстоятельству. Его редакторский глаз горел. – Это же… картина нашей жизни!Притворяться было глупо, и я признал:– Да, картина. И что – переделывать?..– Нет. Попробую предложить. Авось проскочит.Проскочило!..Много лет спустя один мой товарищ сделал комплимент:– В этой твоей фразе – весь период застоя. Как они не просекли?– Веселовский просёк, – сказал я и поведал товарищу другую байку про того же «людоведа и душелюба».После публикации романа «Бурный поток» Витя предложил мне публиковать так же по строчке в каждом номере биографию выдуманного мною писателя. Я тут же сочинил: «Евгений Сазонов родился в 1937 году. Продолжение следует».Витя улыбнулся и произнёс:– Не пройдёт.– Почему?– 37-й год не пройдёт, старичок. Надо заменять.– Понял, – сказал я. – А 36-й можно?– 36-й можно.Я тут же исправил: «Евгений Сазонов родился в 1936 году. Продолжение следует».Веселовский прочёл и расхохотался.– Это какое-такое «продолжение» будет в 37-м году?– Не знаю. Ты сказал «можно» – я исправил.– Ладно, – сказал Виктор, – попробую с 36-м. Авось не просекут.– Но ты же просёк!– Я другое дело. Важно, чтобы ОНИ не просекли.Они опять не просекли.Он любил жизнь во всех её проявлениях – иногда с таким безумным перебором, который ведёт грешника прямо в адову пропасть. Но даже и на этих раблезианских дорожках он не терял обаяния и мужского достоинства. Мы учились вместе на одном курсе в МГУ, на факультете журналистики, – alma mater приспособила нас к умению сдавать на пятёрки марксизм-ленинизм без всякой веры в коммунизм, но при этом ненавидеть лицемерие и не прощать подлость. Веселовский иногда казался циником, но это была его самозащита от реальности, настаивающей на фальши.
…Вот уж сколько времени прошло, как Виктора Васильевича, дорогого нашего Вити, Витьки, Веселовского, нет с нами. И какого времени!.. Бурный поток!Шли годы. Смеркалось.Продолжение следует.
Текст: Марк Розовский
Источник: Литературная газета
www.litsnab.ru
