Максим Горький - Детство. В людях. Мои университеты. Дед с матерью шли впереди всех


Ответы@Mail.Ru: Способы выражения подлежащего.

Подлежащее может быть выражено всеми частями речи: 1существительным: дождь идёт 2 глаголом -Учиться всегда пригодится 3 местоимением-МЫ ехали на дачу 4 прилагательным-ВО время детского чая ВЗРОСЛЫЕ сидели на балконе 5 числительным-Девять делится на три 6 междометием- далеко на площади грянуло УРА 7 Наречие--ЗАВТРА не будет таким, как сегодня 8 Причастием-ПРИСУТСТВУЮЩИЕ говорили о различных делах. 9 Подлежащим может быть неделимое словосочетание-Дед с матерью шли впереди всех. Пятеро мальчиков играли в мяч

существительное, местоимение

Подлежащее может быть выражено именем существительным, именем числительным и прочими частями речи, вот об этом надо писать)

1. Имя существительное: мама мыла раму; 2. Местоимение: это мы не проходили. 3. Имя прилагательное (субстантивированное) : больной приглашен на перевязку; нашлись половчее; 4.Причастие: дорогу осилит идущий В некоторых случаях в роли подлежащего может быть и числительное, и глагол (у тебя закурить есть?) , и наречие, и безграничное количество словосочетаний (съехалось много гостей) и т. д.

Подлежащее может быть выражено: сущ. в им. падеже (Солнце ярко светило) личным местоим (Он улыбался). ; числительным (Дважды два-четыре) ; причастием (Входящие предъявляли билеты) ; инфинитивом (Жть- Родине служить) ; словосочетанием (Анютины глазки росли под окном. ) субстантивированными прилагательными (Ванная находилась слева)

Всем спасибо!!!!

Это правильные ответы или как????

Предлогом также может быть выражено

touch.otvet.mail.ru

Максим Горький - Детство. В людях. Мои университеты

Помню детскую радость бабушки при виде Нижнего. Дергая за руку, она толкала меня к борту и кричала:

- Гляди, гляди, как хорошо! Вот он, батюшка, Нижний-то! Вот он какой, богов! Церкви-те, гляди-ка ты, летят будто!

И просила мать, чуть не плача:

- Варюша, погляди, чай, а? Поди, забыла ведь! Порадуйся!

Мать хмуро улыбалась.

Когда пароход остановился против красивого города, среди реки, тесно загроможденной судами, ощетинившейся сотнями острых мачт, к борту его подплыла большая лодка со множеством людей, подцепилась багром к спущенному трапу, и один за другим люди из лодки стали подниматься на палубу. Впереди всех быстро шел небольшой сухонький старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелеными глазками.

- Папаша! - густо и громко крикнула мать и опрокинулась на него, а он, хватая ее за голову, быстро гладя щеки ее маленькими красными руками, кричал, взвизгивая:

- Что-о, дура? Ага-а! То-то вот… Эх вы-и…

Бабушка обнимала и целовала как-то сразу всех, вертясь, как винт; она толкала меня к людям и говорила торопливо:

- Ну, скорее! Это - дядя Михайло, это - Яков…[4] Тетка Наталья, это - братья, оба Саши, сестра Катерина, это всё наше племя, вот сколько!

Дедушка сказал ей:

- Здорова ли, мать?

Они троекратно поцеловались.

Дед выдернул меня из тесной кучи людей и спросил, держа за голову:

- Ты чей таков будешь?

- Астраханский, из каюты…

- Чего он говорит? - обратился дед к матери и, не дождавшись ответа, отодвинул меня, сказав:

- Скулы-те отцовы… Слезайте в лодку!

Съехали на берег и толпой пошли в гору, по съезду, мощенному крупным булыжником, между двух высоких откосов, покрытых жухлой, примятой травой.

Дед с матерью шли впереди всех. Он был ростом под руку ей, шагал мелко и быстро, а она, глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла. За ними молча двигались дядья: черный гладковолосый Михаил, сухой, как дед; светлый и кудрявый Яков, какие-то толстые женщины в ярких платьях и человек шесть детей, все старше меня и все тихие. Я шел с бабушкой и маленькой теткой Натальей. Бледная, голубоглазая, с огромным животом, она часто останавливалась и, задыхаясь, шептала:

- Ой, не могу!

- Нашто они тревожили тебя? - сердито ворчала бабушка. - Эко неумное племя!

И взрослые и дети - все не понравились мне, я чувствовал себя чужим среди них, даже и бабушка как-то померкла, отдалилась.

Особенно же не понравился мне дед; я сразу почуял в нем врага, и у меня явилось особенное внимание к нему, опасливое любопытство.

Дошли до конца съезда. На самом верху его, прислонясь к правому откосу и начиная собою улицу, стоял приземистый одноэтажный дом,[5] окрашенный грязно-розовой краской, с нахлобученной низкой крышей и выпученными окнами. С улицы он показался мне большим, но внутри его, в маленьких полутемных комнатах, было тесно; везде, как на пароходе перед пристанью, суетились сердитые люди, стаей вороватых воробьев метались ребятишки, и всюду стоял едкий, незнакомый запах.

Я очутился на дворе. Двор был тоже неприятный: весь завешан огромными мокрыми тряпками, заставлен чанами с густой разноцветной водою. В ней тоже мокли тряпицы. В углу, в низенькой полуразрушенной пристройке, жарко горели дрова в печи, что-то кипело, булькало, и невидимый человек громко говорил странные слова:

- Сандал - фуксин[6] - купорос…

II

Началась и потекла со страшной быстротой густая, пестрая, невыразимо странная жизнь. Она вспоминается мне, как суровая сказка, хорошо рассказанная добрым, но мучительно правдивым гением. Теперь, оживляя прошлое, я сам порою с трудом верю, что всё было именно так, как было, и многое хочется оспорить, отвергнуть, - слишком обильна жестокостью темная жизнь "неумного племени".

Но правда выше жалости, и ведь не про себя я рассказываю, а про тот тесный, душный круг жутких впечатлений, в котором жил, - да и по сей день живет, - простой русский человек.

Дом деда был наполнен горячим туманом взаимной вражды всех со всеми; она отравляла взрослых, и даже дети принимали в ней живое участие. Впоследствии из рассказов бабушки я узнал, что мать приехала как раз в те дни, когда ее братья настойчиво требовали у отца раздела имущества. Неожиданное возвращение матери еще более обострило и усилило их желание выделиться. Они боялись, что моя мать потребует приданого, назначенного ей, но удержанного дедом, потому что она вышла замуж "самокруткой", против его воли. Дядья считали, что это приданое должно быть поделено между ними. Они тоже давно и жестоко спорили друг с другом о том, кому открыть мастерскую в городе, кому - за Окой, в слободе Кунавине.

Уже вскоре после приезда, в кухне во время обеда, вспыхнула ссора: дядья внезапно вскочили на ноги и, перегибаясь через стол, стали выть и рычать на дедушку, жалобно скаля зубы и встряхиваясь, как собаки, а дед, стуча ложкой по столу, покраснел весь и звонко - петухом - закричал:

- По миру пущу!

Болезненно искривив лицо, бабушка говорила:

- Отдай им всё, отец, - спокойней тебе будет, отдай!

- Цыц, потатчица! - кричал дед, сверкая глазами, и было странно, что, маленький такой, он может кричать столь оглушительно.

Мать встала из-за стола и, не торопясь отойдя к окну, повернулась ко всем спиною.

Вдруг дядя Михаил ударил брата наотмашь по лицу; тот взвыл, сцепился с ним, и оба покатились по полу, хрипя, охая, ругаясь.

Заплакали дети, отчаянно закричала беременная тетка Наталья; моя мать потащила ее куда-то, взяв в охапку; веселая рябая нянька Евгенья выгоняла из кухни детей; падали стулья; молодой широкоплечий подмастерье Цыганок сел верхом на спину дяди Михаила, а мастер Григорий Иванович, плешивый, бородатый человек в темных очках, спокойно связывал руки дяди полотенцем.

Вытянув шею, дядя терся редкой черной бородою по полу и хрипел страшно, а дедушка, бегая вокруг стола, жалобно вскрикивал:

- Братья, а! Родная кровь! Эх вы-и…

Я еще в начале ссоры, испугавшись, вскочил на печь и оттуда в жутком изумлении смотрел, как бабушка смывает водою из медного рукомойника кровь с разбитого лица дяди Якова; он плакал и топал ногами, а она говорила тяжелым голосом:

- Окаянные, дикое племя, опомнитесь!

Дед, натягивая на плечо изорванную рубаху, кричал ей:

- Что, ведьма, народила зверья?

Когда дядя Яков ушел, бабушка сунулась в угол, потрясающе воя:

- Пресвятая мати божия, верни разум детям моим!

Дед встал боком к ней и, глядя на стол, где всё было опрокинуто, пролито, тихо проговорил:

- Ты, мать, гляди за ними, а то они Варвару-то изведут, чего доброго…

- Полно, бог с тобой! Сними-ка рубаху-то, я зашью…

И, сжав его голову ладонями, она поцеловала деда в лоб; он же, - маленький против нее, - ткнулся лицом в плечо ей:

- Надо, видно, делиться, мать…

- Надо, отец, надо!

Они говорили долго; сначала дружелюбно, а потом дед начал шаркать ногой по полу, как петух перед боем, грозил бабушке пальцем и громко шептал:

- Знаю я тебя, ты их больше любишь! А Мишка твой - езуит, а Яшка - фармазон! И пропьют они добро мое, промотают…

Неловко повернувшись на печи, я свалил утюг; загремев по ступеням влаза, он шлепнулся в лохань с помоями. Дед впрыгнул на ступень, стащил меня и стал смотреть в лицо мне так, как будто видел меня впервые.

- Кто тебя посадил на печь? Мать?

- Я сам.

- Врешь.

- Нет, сам. Я испугался.

Он оттолкнул меня, легонько ударив ладонью в лоб.

- Весь в отца! Пошел вон…

Я был рад убежать из кухни.

Я хорошо видел, что дед следит за мною умными и зоркими зелеными глазами, и боялся его. Помню, мне всегда хотелось спрятаться от этих обжигающих глаз. Мне казалось, что дед злой; он со всеми говорит насмешливо, обидно, подзадоривая и стараясь рассердить всякого.

- Эх вы-и! - часто восклицал он; долгий звук "и-и" всегда вызывал у меня скучное, зябкое чувство.

В час отдыха, во время вечернего чая, когда он, дядья и работники приходили в кухню из мастерской, усталые, с руками, окрашенными сандалом, обожженными купоросом, с повязанными тесемкой волосами, все похожие на темные иконы в углу кухни, - в этот опасный час дед садился против меня и, вызывая зависть других внуков, разговаривал со мною чаще, чем с ними. Весь он был складный, точеный, острый. Его атласный, шитый шелками, глухой жилет был стар, вытерт, ситцевая рубаха измята, на коленях штанов красовались большие заплаты, а все-таки он казался одетым и чище и красивей сыновей, носивших пиджаки, манишки и шёлковые косынки на шеях.

Через несколько дней после приезда он заставил меня учить молитвы. Все другие дети были старше и уже учились грамоте у дьячка Успенской церкви; золотые главы ее были видны из окон дома.

profilib.org

Простое предложение с двумя главными членами

Основные понятия

I. Одно из словосочетаний в предложении является его основой. Рассмотрим предложение Мартовское солнце светило ярко.

Его основой является словосочетание солнце светило. В это сочетание слов входят главные члены: подлежащее солнце и сказуемое светило. Подлежащее солнце поясняется определением мартовское, а сказуемое светило — обстоятельством ярко.

Строение этого предложения можно представить в виде следующей схемы:

При разборе предложения надо прежде всего выделить главные члены предложения — подлежащее и сказуемое.

Подлежащее — главный член предложения, который обычно выражается именем существительным или местоимением в именительном падеже и отвечает на вопросы кто? или что? Подлежащее поясняется сказуемым.

Например:

  1. Старик нахмурил брови.
  2. Солнце сияло. Мы ехали по широкому лугу.

Реже подлежащее выражается словами других частей речи. Они при этом приобретают значение имени существительного в именительном падеже, например:

  1. Во время детского чая большие сидели на балконе.
  2. Присутствующие говорили о разных предметах.
  3. Пять не делится на два без остатка.
  4. Учиться всегда пригодится.
  5. Завтра не будет похоже на сегодня.
  6. Далече грянуло ура.

Подлежащее может быть выражено сочетанием слов, например:

  1. Дед с матерью шли впереди всех.
  2. Мы с Катей проводили его до крыльца (т. е. я и Катя).
  3. Прошло сто лет.
  4. Несколько повозок въехало во двор гостиницы.

Сказуемое бывает простое глагольное и составное — глагольное или именное.

Простое глагольное сказуемое — главный член предложения, который выражается глаголом в каком-либо наклонении, поясняет подлежащее и отвечает на вопросы что делает? что будет делать? что делал? что сделал бы? и т. п., например:

  1. Солнце светит по-весеннему.
  2. Мы завтра будем ловить рыбу.
  3. Вчера весь день шёл дождь (изъявительное наклонение).
  4. Без тебя он заблудился бы (сослагательное наклонение).
  5. Ты непременно приходи завтра к нам!
  6. На пользу дела пускай всякий старается (повелительное наклонение).

Сказуемое, выраженное глаголом изъявительного наклонения настоящего и будущего времени или глаголом повелительного наклонения, согласуется с подлежащим в числе и лице. Сказуемое, выраженное глаголом изъявительного наклонения прошедшего времени или глаголом сослагательного наклонения, согласуется с подлежащим в числе и роде.

II. Предложение может состоять только из одних главных членов. Такое предложение называется нераспространённым, например:

Наступает весна. Прилетают птицы. Природа пробуждается.

Предложение, которое состоит из главных и второстепенных членов, называется распространённым, например:

Быстро наступает весна. Прилетают из тёплых стран птицы. Природа пробуждается от зимнего сна.

Источник: «Учебник русского языка» С. Г. Бархударов и С. Е. Крючков, 1972

uroki-russkogo-yazyka.ru