Пелевин шлем ужаса краткое содержание: краткое содержание книги, автор, жанр, год издания, рейтинг книги, где купить

Виктор Пелевин. t (рецензия) — Литература — OpenSpace.ru

К новому роману Пелевина в текущем литературном сезоне есть удивительная рифма: это тереховский «Каменный мост»

Имена: 
Александр Терехов · Виктор Пелевин






У Виктора Пелевина в современной литературе — странное положение: с одной стороны, он практически безусловный «писатель №1» — или, хорошо, «беллетрист №1», — но первенство это оспаривать, кроме разве что Сорокина, некому. И то сказать, выход очередной книги Сорокина, в общем, не сопровождается обычно таким ажиотажем, и что-то я не припомню, чтобы текст «Сахарного Кремля» утекал в сеть до начала продаж, как это случилось с Empire V (намеренно или случайно — другой вопрос). С другой стороны, всё, что В. П. написал после «Generation «П»» — как-то никуда не помещается, ни у критиков, ни у читателя: и «Шлем ужаса», и «ДПП NN», и «Священная книга оборотня», и упомянутый Empire V, и, уж конечно, «П5» — всё это не книги, а какие-то угловатые артефакты, которые ни в какие пазы никакой конструкции не встают. Проигнорировать моление о нефти перед черепом коровы, пространство Фридмана или историю про богомолов тоже оказывается невозможно: отдельные фрагменты так точны и производят такое сильное впечатление, что не теряются даже в довольно неряшливом массиве текстов уходящего десятилетия. Проблемы у читателей и критиков в данном случае одни и те же: книги Пелевина исправно издаются (не только в России) и раскупаются, но читатель, будь то профессиональный или «широкий», остается в некотором недоумении: а что это вообще было? Ну и начинается: Пелевин исписался, Пелевин продался, Пелевин повторяется, Пелевину больше нечего сказать. Выход каждой новой книги, между тем, все равно становится событием.

«t» обращен даже не к последнему роману В. П., который критики числят по ведомству «литературы» — т.е. не к «Generation «П»», а к «Чапаеву и Пустоте», Пелевин смотрит не в начало десятилетия, а в 1996 год. Собственно, отчасти «t» — приквел «Чапаева»: не только потому, что граф привиделся Пустоте тринадцать лет назад пересекающим Стикс, не только потому, что мы отчасти выясняем, откуда взялся сам Чапаев (и Анка), — это, конечно, важно, но не слишком. Важнее, что Пелевин в чисто формальном смысле возвращается назад: к последовательному нарративу, к романной форме, к отказу от жанровых экспериментов и, в общем, даже умеряет свою страсть к заполнению текста дурными каламбурами. Не сказать, чтобы это был такой уж удачный comeback: во всех смыслах пространство «t» оказывается более разреженным, и тот, по выражению одного критика из девяностых, «гул языка, от которого закладывает в ушах», почти не слышен. Однако в целом возникает отчетливое ощущение, что критики ругаются уж как-то так, по привычке.

Пересказывать содержание книги мы тут не будем, все равно ее все прочли или прочтут, нет смысла. Пелевин играет в довольно простую, незатейливую игру, выбирая текст, книгу в качестве метафоры устройства мира. По ходу романа метафора усложняется: если изначально в нее включен только герой и бригада авторов, то к концу появляется и читатель. Тексты тоже умножаются, причем не только в рамках одного «проекта», во второй книге появляется «шутер» с Достоевским, также интерпретированный в качестве нарратива . В конце, разумеется, выясняется, что «ничего нет»: ghost writers ли пишут о графе (ghost практически в буквальном смысле), граф ли об Ариэле, Пелевин ли о Владимире Соловьеве и всех вышеупомянутых — на самом деле ничего не существует, мир — это сверкающее ожерелье, в котором каждый камень сверкает только потому, что отражает сияние других. Читать это все по десятому, не то по сотому (Пелевин — не единственный приверженец буддизма в мировой литературе) разу вообще-то должно быть уже зубодробительно скучно, всё, всё мы поняли про пустотность дхармы и покров Майи. В. П., однако, упорствует: поняли-то вы, поняли, но сатори не достигли, продолжайте трудиться. Возникает ощущение, что сам он не воспринимает свои занятия как сугубо литературные, — в «t» столько философствования, что книга оказывается написанной из позиции чуть ли не вероучителя. Как и положено в выбранном учении, истины излагаются в виде джатак, анекдотов, притч.

Читать текст полностью

К новому роману Пелевина в текущем литературном сезоне есть удивительная рифма. Это «Каменный мост». Главный герой Терехова и вся его следственная команда снимают с капустного кочана истории Уманских один лист за другим, точно зная, что в середине должна оказаться История с большой буквы, кочерыжка, — но лист следует за листом, одна неправда покрывает другую, толкования отражаются друг в друге, — а в конце обнаруживается, что сердцевины нет, то есть в сердцевине — пустота. Оказывается, что История с большой буквы и есть нагромождение интерпретаций, денотата не существует, кочерыжки у этого сферического палимпсеста нет. В этом смысле и ненависть-отвращение героя Терехова ко всему живому — первая ступень отречения от тварного мира (недаром слово «тварь» повторяется в тексте так часто). Еще пара сотен перерождений — и он, герой, станет писателем В. П., автором романа «t», знающим, что и смерти, вытесняющей с последних страниц «Каменного моста» все, что там еще оставалось, — ее тоже не существует.

И тут мы снова возвращаемся к вопросу о месте В. П. в нынешней русской литературе — рассматриваемой в качестве социокультурного, а не только художественного феномена. Это место шута, которому, в общем, все можно. Ну представьте себе, что кто-то сегодня говорит то же, что Пелевин: космический смысл существования России заключается в переработке солнечной энергии в народное горе. Голову, конечно, не отрубят, и в Алексеевский равелин не запрут, но уж истерика на две тысячи комментариев в блоге какого-нибудь русофобоеда обеспечена. В «t» (как, впрочем, и в более ранних книгах) вообще ничего святого. Тут тебе и двухголовый старец Федор Кузьмич, и Оптина пустынь (соловьев), и Достоевский. И русская идентичность, и христианство — они не то чтобы подвергаются осмеянию, но препарируются (деконструируются) безо всякого пиетета. О «чекистах», «либеральной башне» и прочих приметах текущего времени вообще речи нет: актуальные смысловые конструкты Пелевин пинает походя, не удостаивая их особым вниманием. Никому нельзя (см. попытки тащить на цугундер В. Ерофеева) — а ему можно. Это и называется «шут», или, если угодно, трикстер. Возможно, дело в том, что Пелевин деконструирует все, то есть не видит разницы между «русским» и «нерусским», «традиционализмом» и «либерализмом», большевиками и чернецами: сила ночи, сила дня — всё одна хуйня, как известно. Настоящего трикстера трудно ухватить, у него вроде все отовсюду торчит, но он в совершенстве владеет техникой непротивления злу насилием (искусство это в новом романе называется «незнас» — в аббревиатуру, конечно, зашито «незнание»), и как-то ото всех ускользает, оказываясь своего рода Колобком.

Из всего вышесказанного может показаться, что «t» — чуть ли не самый значительный роман Пелевина. Если говорить о значительности его чисто литературной, то это, разумеется, не так — это, конечно, не какое-нибудь «П5», но и далеко не «Чапаев и Пустота»: текст более рыхлый, менее внятный, вообще несколько расслабленный и теплохладный. Немудрено: всякий устанет твердить одно и то же, даже если все время придумывать разные анекдоты и притчи. Усталость эта ощутима во всем, начиная с синтаксиса и кончая сюжетом. Пелевин, кажется, не то чтобы перестал видеть в конце тоннеля свет, — просто взыскует уже не гигантского солнца, которое летит в переносицу со скоростью девяноста трех миллионов миль, а «двери, которая чем шире открывается, тем светлее становится вокруг». Упреки, которыми изобилуют рецензии на «t», тут, мне кажется, неуместны, — или критики думают, что рецензентов время в отличие от писателей пощадит? Навряд ли.

Древний враг человечества выходит качать права, / И вдруг с тоской понимает, что можно не начинать. / Луг превращается в землю, из которой растет трава. / Затем исчезает всякий, кто может их так назвать.

«t» — это еще и тоска.

Виктор Пелевин. t. М.: ЭКСМО, 2009



  • Ксения Рождественская. Два писателя на «Пэ», или Работа на дизеле, 23.10.2009

  • Варвара Бабицкая. Пиар в пятой степени, 08. 10.2008

  • Виктор Пелевин. П в пятой степени, 19.09.2008

  • Варвара Бабицкая. Хождение за П5, 19.09.2008

  • Пелевин идет в кино, 03.10.2008

обзор книги Виктора Пелевина «Искусство лёгких касаний» — Почитать на DTF

Три произведения в лучших традициях автора, случайно объединённые в один роман.

6487
просмотров

В последние пять лет книги Виктора Пелевина традиционно выходят в конце лета или начале осени. Неизвестно, требование ли это издателя или сам автор захотел публиковаться чаще, но факт налицо. Если раньше один из самых продаваемых писателей России мог выпускать по одной книге раз в два-три года, то теперь каждый август или сентябрь на полках появляется его новый роман.

При этом «Искусство лёгких касаний» в первую очередь порадует не поклонников монументальных и тяжёлых произведений писателя, а тех, кто скучает по его опытам в малой прозе.

И даже само название книги как бы говорит об этом. После очень перегруженного «iPhuck 10» и нарочито злободневных «Тайных видов на гору Фудзи» Пелевин возвращается к прошлому и снова экспериментирует с необычной формой подачи.

Разные истории об одном и том же

Роман состоит из трёх практически не связанных друг с другом частей. Причём одна из них, которая и дала название всей книге, значительно объёмнее остальных. И именно она выглядит немного слабее, хотя автор не раз сам иронизирует на тему затянутости произведения.

Виктор Пелевин

Две остальных по форме подачи больше напоминают рассказы Пелевина ещё из девяностых. Ну а сюжеты тут традиционные для большинства работ писателя. В них есть некий неформальный гуру (это может быть хоть проводник в горах Кавказа, хоть один из заключённых в тюремном вагоне), который пытается посвятить новичков в тайны бытия.

Большая часть рассказов идёт прямой речью, а фоновое действие только дополняет её, подготавливая почву для финального твиста и делая слушателей участниками истории.

Угадать, как вывернется сюжет в финале, не слишком сложно. Но рассказы написаны не ради того, чтобы удивить читателя внезапным поворотом.

Автор сам подчёркивает, что для него, как и для героев, важен не результат, а сама история и путь, который проходят персонажи.

Об этом он говорит практически во всех своих произведениях в последние десять лет. И кажется, что «Искусство лёгких касаний» — лишь очередная его попытка простыми словами донести до читателя идеи буддизма. Поэтому каждый раз основная мысль остаётся примерно той же, меняется лишь форма.

В новой книге Пелевин рассказывает о жертвоприношениях богу Кроносу и экстрасенсах Советского Союза. Потом находит связь между религией древнего Египта, сообществом масонов, химерами и горгульями на Соборе Парижской Богоматери, причём превращает всё это в детектив о заговоре ФСБ. А в финале и вовсе облекает историю в криминальную байку с уголовным жаргоном.

Но на самом деле в этих историях нетрудно усмотреть стандартные идеи книг Пелевина. Всё неизменно связано с ценностью времени как главного ресурса человека. Но главное — с материальностью мыслей и идей, в которые верит достаточное количество людей.

Последнему был чуть ли не полностью посвящён двухтомник «Смотритель» 2015 года. И вот теперь Пелевин с явным удовольствием вернулся к любимой теме.

Краткость — сестра…

Вторая часть книги, наиболее объёмная и важная, подана довольно иронично. Здесь Пелевин снова напоминает, что любит экспериментировать с жанрами, а заодно даёт отпор всем критиками его последних работ.

Она написана в виде краткого пересказа и одновременно разбора несуществующей книги некоего К.П.Голгофского. То есть автор как бы сам пишет рецензию на собственную книгу, и показывает, что стало бы с его произведениями, если бы они создавались с оглядкой на отзывы.

Вообще Пелевин проходится по критикам чуть ли не во всех своих поздних произведениях. В последние годы его регулярно ругают за излишнюю затянутость действия и склонность к слишком подробным пересказам диалогов — особенно сильно это чувствуется в «iPhuck 10».

И тогда писатель сам предлагает кратко пересказать объёмное произведение в духе современных статей-выжимок или подкастов. Он лишь упоминает, что вот здесь должно быть описание архитектуры, а здесь — подробности личных отношений. Но при этом выкидывает всю художественность, которая якобы была в книге Голгофского, сокращает диалоги и описания с 50 страниц до трёх и оставляет лишь самую суть.

В итоге получается подобие «Кода Да Винчи», только с изучением происхождения горгулий в архитектуре и одновременно разбором влияния России на мировую политику. Первое интересным образом приводит к теме развития религий и культов. А в связи с последним автор регулярно срывается на любимый им юмор на грани трэша, посвящённый толерантности, Твиттеру, новой холодной войне и прочим актуальным темам.

Причём форма рецензии позволяет Пелевину будто бы открещиваться от написанного — он выдаёт провокационные постулаты от лица Голгофского, и тут же сам их критикует от имени рецензента.

Желание зацепить основные социальные темы чувствуется очень сильно: мелькают протесты «жёлтых жилетов» и даже пожар в Нотр-Даме. Но центром истории писатель, конечно, делает тему вмешательства России в выборы США.

Но всё же, несмотря на ироничность подачи, центральная часть книги кажется немного затянутой. Возможно, лишь потому, что до и после неё идут значительно более лаконичные и короткие произведения, где почти те же мысли поданы намного компактней, а потому насыщенней.

Пелевин в последние годы всё больше связывает свои произведения друг с другом. В «Искусстве лёгких касаний» нетрудно заметить прямые отсылки к «Шлему ужаса» и то ли развитие, то ли критику мифологии «Empire V», а последняя часть с заголовком «Столыпин» и вовсе неожиданно пересекается с одним из недавних его произведений.

Во всём этом есть некая злонамеренность. В новой книге Пелевин показывает сходство обрядов во многих религиях и культах, подчёркивая цикличность и однообразность мировой истории. Именно поэтому автор и не скрывает, что все его книги примерно об одном и том же, просто каждый раз в духе нового времени. И по этой же причине три вроде бы несвязанные части романа вполне складываются в единую картинку.

Но всё же в последние годы за самоиронией начинает всё больше проглядывать излишняя рефлексия и желание соответствовать повестке дня. Именно поэтому короткие рассказы из этой книги читать легче, в них Пелевин не пытается ухватиться за актуальность и рассмешить злободневной шуткой. Он пишет о том, что важно во все времена, а это у него получается просто отлично.

Шлем Ужаса Виктор Пелевин | Используется | 9781841958897